Юлиан Отступник: провалившийся опыт реставрации язычества. Юлиан Отступник. История краткого правления Образ Юлиана в художественной литературе

13.12.2023 Химия

Император Флавий Клавдий Юлиан, известный в истории под именем Юлиан-Отступник, был младшим сыном Юлия Констанция, родного брата императора Константина Великого, положившего начало превращению христианства в государственную религию Римской империи. После смерти Константина в 337 г. Юлий Констанций мог претендовать на власть, и потому был убит сторонниками сыновей Константина. Имелось в виду, что они будут равными соправителями, но после ряда междоусобиц на римском троне воцарился один из них - Констанций. Этот император окончательно утвердил христианство в качестве официальной идеологии и запретил отправления языческих культов. В его правление двое малолетних сыновей Юлия Констанция - Галл и Юлиан - избежали гибели, но долгое время жили в одном из малоазийских замков на положении почетных пленников. Предполагается, что кузен-император готовил принцев к пострижению в монастырь и стремился дать им соответствующее образование. Этим объясняется глубокое познание библейских текстов, коим блистал впоследствии гонитель христианства император Юлиан.

Судьба, однако, распорядилась иначе. Констанций остался бездетным и не имел других наследников, кроме Галла и Юлиана. Между тем, управляя огромной империей, атакуемой со всех сторон врагами, он отчаянно нуждался не только в преемнике, но и в помощниках. Проблема стояла тем более остро, что на всякого сколько-нибудь успешного государственного деятеля или полководца император смотрел, как на потенциального соперника, и тот долго не задерживался на высоком посту. Около 350 г. Констанций решается на нелегкий для себя шаг. Несмотря на болезненную подозрительность и постоянный страх за свою власть император вызывает к себе Галла и дарует ему титул цезаря (младшего соправителя). Приняв титул, Галл отправился в Антиохию и взял под свое управление Сирию.

Приблизительно в это же время и девятнадцатилетний Юлиан получает разрешение покинуть замок, который был для него не столько домом, сколько тюрьмой. Он осуществляет свою давнюю мечту - посещает Грецию. В воспитании принца, и, как предполагалось вначале, будущего монаха был допущен недосмотр. Среди его учителей оказался один страстный любитель древней античной литературы, прививший эту любовь своему ученику. Едва получив свободу, Юлиан устремился на родину Гомера и Платона. Там он всецело посвятил себя изучению не только древних, но и современных ему философов и риторов. Восхищение классической античной культурой в конце концов вылилось в неприятие христианства, как религии пришлой и чужеродной, не отвечающей, по мнению Юлиана, духу античности. Кроме того, у молодого человека были личные причины относиться с неприязнью к последователям «галилейской секты». Много позже, в год своего восшествия на императорский престол, он напишет небольшое произведение под названием «Цезари, или пир богов». Там он сводит всех правителей Рима за столом в гостях у олимпийских богов, затем каждому из императоров предлагается выбрать бога, который ему более всего по душе. Сатира завершается эпизодом, посвященным непосредственным предшественникам Юлиана на троне - Константину и Констанцию:

«А Константин, не находя среди богов прообраз своего поведения, увидав поблизости богиню изнеженности, подбежал к ней. Та приняла его нежно, обхватила руками, затем, одев его в пестрый пеплос и нарядив его, подвела к Роскоши; здесь он застал и сына своего, который всем возглашал: «Кто развратитель, кто убийца, кто грешен и мерзок, смело сюда! Я омою его этой водой, и он станет чистым, и, если он опять окажется повинным в тех же преступлениях, я вновь сделаю его чистым, если он ударит себя в грудь и поколотит по голове». Константин был очень доволен, что встретил ее (богиню изнеженности), и увел с собой сыновей с собрания богов. Но его, так же как и детей, преследовали жестокие демоны нечестивости, мстя за кровь близких». Этот резкий выпад в сторону христианской идеи всепрощения многое объясняет в отношениях Юлиана с религией, которая для него была персонифицирована в императоре Констанции - убийце его семьи, и живущих доносительством придворных. Вскоре его ненависть к императорскому окружению получила дополнительное основание.

Благоприятная на первый взгляд перемена в судьбе старшего из племянников Константина Великого на деле оказалась для него роковой. Галл плохо справлялся с обязанностями правителя Сирии, часто проявлял жестокость и вызвал множество нареканий. Это было бы еще полбеды. Хуже было то, что он вызвал подозрения Констанция в заговоре с целью захвата власти. Эти подозрения намеренно разжигались придворной кликой, привыкшей делать свою карьеру на разоблачении мнимых заговорщиков и создавшей целую индустрию ложных доказательств. В 354 г. брат Юлиана был спешно вызван ко двору с тем, чтобы оправдаться перед императором от возведенного на него обвинения в государственной измене. Как часто бывало в таких случаях, обвиняемый так и не успел предстать перед судом. Цезарь Галл был убит по приказу Констанция по дороге в столицу.

Еще один заговор был «раскрыт» в Галлии. Эта римская провинция постоянно подвергалась нападению германцев. Многие укрепления на Рейне были разрушены или захвачены враждебными империи племенами. В это время главнокомандующим был назначен некто Сильван. Ему удалось одержать ряд побед, и он начал пользоваться популярностью среди солдат, следовательно - стал опасен. Против него тотчас состряпали обвинение в измене и попытке захватить престол. Из Константинополя были отправлены императорские посланцы, чтобы арестовать заговорщика. Когда слухи об этом достигли берегов Рейна, где в то время находился Сильван, он решил пойти навстречу событиям и действительно объявить себя августом. Другого выхода у него не было, доказать, что захват власти изначально не входил в его намерения, он бы не смог. Между тем замечательный римский историк и непосредственный свидетель событий Аммиан Марцеллин приводит убедительное доказательство, что это было именно так. За пять дней до объявления Сильвана императором, последний роздал жалованье солдатам и сделал это от имени Констанция. Но, как замечает Марцеллин, если бы полководец уже тогда вынашивал план переворота, он задержал бы деньги или раздал бы их от своего имени. Попытка Сильвана захватить власть оказалась безуспешной, и он разделил участь Галла.

Расправившись с обоими своими «врагами», император снова остался «один как перст». А между тем положение в Галлии требовало присутствия там энергичного лидера. Обезглавленная провинция разорялась опустошительными набегами и терпела неисчислимые бедствия. Возникла угроза потери империей значительных территорий на Западе. В этих условиях Констанций решился вызвать к себе двадцатитрехлетнего Юлиана, с тем чтобы, возложив на него титул цезаря, вакантный после гибели его несчастного брата, отправить молодого человека в Галлию.

Такое назначение, скорее всего, рассматривалось как временная мера, так как до сих пор Юлиан никак не проявлял себя ни на военном, ни на политическом поприще, и не было никаких оснований ожидать, что он справится там, где терпели поражение куда более опытные военачальники. При дворе бытовало мнение, что император попросту решил таким способом избавиться от двоюродного брата, молодого, неопытного, не изучавшего ничего, кроме философии и богословия. Сам Юлиан стал думать так же, когда выяснилось, что перед отправкой в Галлию от него скрыли важнейший факт: накануне германцами была взята Колония Агриппа (Кельн) - сильная римская крепость на берегу Рейна. Кто-то из приближенных слышал, как, узнав об этом, новоиспеченный цезарь пробормотал, что «получил право умереть в хлопотах». Однако, если расчеты Констанция и в самом деле были таковы, то его ожидал сюрприз.

Совершенно неожиданно для всех книжный мальчик Юлиан оказался блестящим полководцем и администратором. Обладая колоссальной работоспособностью, он легко обучался, внимательно прислушивался к мнению опытных военачальников, но в то же время был тверд в принятии решений. На поле боя он проявлял чудеса храбрости, но при выборе тактики отличался осторожностью и предусмотрительностью. Он возвратил империи Колонию Агриппу (Кельн) и разбил варваров в битве при Аргеноторуме (Страсбурге). В кратчайшие сроки Галлия была очищена от германцев, укрепления на Рейне отстроены. Между тем одерживать блестящие победы в царствование Констанция было занятие нездоровое. Над победителем висел Дамоклов меч. Люди, осведомленные в политике, шептались, что цезарь Юлиан потому так отчаянно храбр, что предпочитает смерть в сражении смерти на плахе.

Но пока что заменить цезаря было некем, и несмотря на зловещий шепоток в придворных кругах, победитель при Аргеноторуме остался правителем Галлии. Приведя в относительный порядок дела военные, он избрал в качестве зимней резиденции Париж и занялся решением экономических проблем. Эта часть его деятельности представляется столь примечательной и интересной современному читателю, что стоит, пожалуй, привести обширную цитату из уже упоминавшегося историка Аммиана Марцеллина, чей подробный рассказ является основным источником информации о жизни Юлиана. «Как ни непродолжительно и хлопотливо было время перемирия, он занялся расчетом податей, желая прийти на помощь разоренным землевладельцам. В то время как префект претория Флоренций после тщательной, как он заявлял, проверки настаивал на том, чтобы недоимки поземельной подати пополнить экстренными взысканиями, Юлиан с полным знанием дела заявил, что он скорее готов умереть, чем разрешить произвести эти взыскания. Он знал, что подобного рода взыскания, или, правильнее выражаясь, вымогательства, наносят провинциям неизлечимые раны, доводя их до крайней нищеты… Возражая на это, префект претория запальчиво заявлял, что он не потерпит, чтобы обманщиком выставлялось лицо, которому император доверил такой высокий пост. Юлиан его успокаивал и точным подсчетом доказал ему, что сумма поземельной подати не только покрывает необходимые расходы на содержание армии, но и превышает их размеры. Тем не менее, ему был представлен много позже текст указа об усилении обложения; но он не стал подписывать и даже читать его и бросил на пол. На основании донесения об этом префекта император прислал ему в письме внушение не позволять себе резких поступков, чтобы не показалось, будто Флоренций не пользуется достаточным доверием. Но Юлиан ответил императору, что следует радоваться, если провинциалы, разоряемые со всех сторон, платят положенные подати, не поднимая вопроса о надбавках, которых нельзя было бы вырвать у бедных людей никакими казнями.

Так было достигнуто твердостью одного человека, что тогда и после никто не пытался вымогать у галлов в ущерб справедливости что-либо помимо обычных налогов... почувствовав это облегчение все без дополнительных напоминаний платили то, что с них причиталось, раньше установленного срока».

Тем временем на востоке империи шла война с Персией, не слишком успешная для римлян, и Констанций потребовал от Юлиана отправить на Восток часть галльских легионов. Требование было вызвано не только необходимостью получить подкрепления, но и желанием лишить цезаря, чья популярность росла как на дрожжах, преданных ему войск. Однако, эта мера запоздала. Приказ Констанция вызвал в Галлии бурю возмущения. Большинство воинов Юлиана имели здесь дома и семьи. Перебросить войска на Восток означало оставить только что отстроенные галльские города беззащитными перед ордами германцев. В Париже начался военный бунт. Легионеры решительно отказались подчиниться приказу из центра и провозгласили Юлиана августом, то есть правителем равным по рангу Констанцию. Марцеллин утверждает, что это произошло вопреки воле Юлиана. Так ли это на самом деле, сейчас сказать трудно, но, во всяком случае, доказательств противного мы не имеем.

Провозглашение Юлиана августом не означало автоматического свержения с престола Констанция. Римская история знала многочисленные примеры совместного правления двух и более императоров. Именно такой вариант развития событий предлагал Юлиан в своем послании к Констанцию. В письме он изложил возможное распределение полномочий и ряд мер, которые он, как правитель Запада, мог провести для улучшения положения на персидском фронте. В то же время он категорически настаивал на том, что галльские легионы должны остаться в Галлии.

В ответном письме Констанций сообщал, что пойдет на примирение только в том случае, если двоюродный брат удовлетворится титулом и полномочиями цезаря и подчинится его приказу. Принять такие условия Юлиан не мог: легионы были категорически против, бывшего правителя Галлии поддерживала уже практически вся европейская часть империи. Констанций наскоро пытался закончить свои дела в Персии, чтобы двинуть восточную армию навстречу сопернику. Но столкнуться в битве двум августам не довелось. 3 ноября 361 г. император Констанций внезапно скончался, тем самым избавив Юлиана от моральной проблемы. 11 декабря новый император вступил в Константинополь, и его избрание было утверждено сенатом.

Правление Юлиана продлилось полтора года. Первую треть этого срока он провел в Константинополе, вторую - в Антиохии, третью - в персидском военном походе, оказавшемся для него роковым. Придя к власти, он открыто объявил о своей приверженности «вере отцов», чего раньше не мог себе позволить.

Здесь, пожалуй, будет уместно изложить религиозные и философские воззрения последнего императора-язычника. Они известны нам довольно хорошо благодаря тому, что весь непродолжительный досуг он посвящал литературной деятельности, стараясь изложить свои взгляды с предельной ясностью.

Хотя Юлиан часто прибегал к гаданию, как важной части традиционного римского религиозного ритуала, он отнюдь не был привержен грубым суевериям. Скорее, его можно назвать рационалистом. Большинство классических мифов Юлиан считал невежественными россказнями, как и многие библейские сюжеты. Так он высказался о вавилонском столпотворении:

«…если бы даже все люди на всей земле имели один язык и одну речь, они не сумеют построить башню, доходящую до неба, даже если бы они употребили на кирпич всю землю: ибо потребуется бесконечное число кирпичей размером во всю землю, чтобы можно было добраться до орбиты луны». И по тому же поводу: «Вы хотите, чтобы мы верили подобным вещам, а вы не верите тому, что Гомер говорит об алоадах, что они вознамерились взгромоздить три горы одну на другую, чтобы приступом небо взять. А я говорю, что и это столь же сказочно, как и то. Вы же, признавая первое, на каком основании, ради бога, отвергаете сказание Гомера?». Юлиан старательно исполнял ритуалы «отеческой религии», но при этом в глубине души не слишком доверял предзнаменованиям, которые сам и спрашивал. Счастливые знамения во время марша на Константинополь его не слишком обнадеживали: «Так как Юлиан опасался, что измышляют знамения применительно к его страстному желанию, то и находился в мрачном расположении духа», - отмечает Марцеллин. В то же время многочисленные мрачные пророчества языческих оракулов не заставили его отказаться от персидского похода.

По своим убеждениям Юлиан был платоником, то есть верил в единого Бога - творца вселенной и носителя мировой гармонии. Ему представлялось, что многочисленные боги языческого пантеона есть творения вселенского Бога, различные его проявления, воплощающие в себе всевозможные явления материального мира. Эти вторичные боги являются творцами всех смертных существ - растений, животных и людей. Вселенский же Бог вдохнул в эти творения бессмертную душу. Поклонение языческим богам - это поклонение единому Богу в его разнообразных проявлениях. Каждый народ имеет своего вторичного бога-создателя, чем и объясняется разница в национальных характерах и обычаях. Похожую идею много столетий спустя очень красиво сформулировал русский поэт Велимир Хлебников: «на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога». Все в мире подчиняется строгим закономерностям, и Бог никогда не нарушает созданные им правила. Поэтому вера в Бога не исключает рационалистического мировосприятия: «Недостаточно ведь утверждать: «Бог сказал, и стало»; надо еще, чтобы природа творения не противоречила указаниям бога.

Поясню то, что я сказал: бог приказал, чтобы огонь, появившись, тянулся вверх, а земля - вниз. Но разве для того, чтоб это распоряжение бога исполнилось, не требуется, чтобы огонь был легок, а земля тяжела?».

Согласно представлениям Юлиана, ветхозаветный Яхве - не более чем племенной бог евреев, небольшого и ничем особенно не знаменитого народа на окраине Римской империи. Истинному римлянину не то чтобы нельзя, а как-то ни к чему поклоняться этому богу. Зачем почитать законы Моисея, посланного к евреям, если есть законы Нумы Помпилия, легендарного римского царя, который, согласно традиции, напрямую общался с богами. Тем более, что законы в своей основе одни и те же. Как религия евреев, иудаизм безусловно заслуживает уважение, хотя и не лишен некоторых несуразностей, и Юлиан даже имел намерение восстановить Иерусалимский Храм, разрушенный императором Титом после иудейского восстания. Христианское же учение он находил до крайности противоречивым и лишенным логики. В доказательство своей точки зрения император приводил множество цитат из Священного Писания, которое он знал в совершенстве. Надо сказать, что те противоречия в вероучении, на которые указывал Юлиан, беспокоили и христианских теологов. В течение следующих двух-трех столетий именно моменты, привлекшие внимание императора, были источниками постоянных церковных расколов и ересей.

Религиозные реформы Юлиан начал с эдикта, провозглашающего свободу вероисповедания и разрешающего вновь открыть языческие храмы и совершать жертвоприношения и прочие обряды древних культов. Христианские богослужения также не возбранялись. Более того, императорским указом были возвращены из ссылки все христианские епископы, обвиненные коллегами в ереси. По словам хрониста, «он созвал во дворец пребывавших в раздоре между собой христианских епископов вместе с народом, раздираемым ересями, и дружественно увещевал их, чтобы они предали забвению свои распри и каждый, беспрепятственно и не навлекая тем на себя опасности, отправлял свою религию». Тут же, правда, высказывается предположение, что Юлиан сделал это не из добрых побуждений, а «в расчете, что когда свобода увеличит раздоры и несогласия, можно будет не опасаться единодушного настроения черни. Он знал по опыту, что дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях».

Исповедовать христианскую веру в царствование Юлиана Отступника было не опасно для жизни, но вредно для карьеры. Приверженцев «галилейской секты» император не любил, что, безусловно, находило свое отражение в кадровой политике.

Впрочем, это предубеждение не носило абсолютного характера. Среди его приближенных христиане были, хотя он и предпочитал общество языческих философов. Святой Иероним называл образ действий отступника «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению». Рассказывая о том, как Юлиан лично отправлял правосудие, Марцеллин утверждает: «И хотя при разбирательстве он иногда нарушал порядок, спрашивая не вовремя, какую веру исповедовал каждый из тяжущихся, среди его приговоров нет ни одного несправедливого, и нельзя было его упрекнуть в том, что он хоть раз отступил от стези справедливости из-за религии или чего-либо иного». Свидетельствам историка, пожалуй, можно верить. Хотя Марцеллин относится к Юлиану с явным восхищением, он с трогательной скрупулезностью перечисляет все поступки, которые, по его мнению, могут быть поставлены в вину императору. В той же главе историк рассказывает о том, что после воцарения Юлиана ряд приближенных Констанция предстали перед судом по обвинению в клевете и ложном доносительстве. Некоторые из них, в особенности те, кто приложил руку к гибели Галла, были приговорены к казни или ссылке. Среди осужденных Марцеллин называет с полдесятка имен, пострадавших, по его мнению, незаслуженно. Но он не связывает это с вероисповеданием подсудимых.

В царствование Юлиана имело место религиозное преследование иного рода, и о нем Марцеллин упоминает: «Но жестокой и достойной вечного забвения мерой было то, что он запретил учительскую деятельность риторам и грамматикам христианского вероисповедания». Император действительно стремился отдать систему образования в руки своих единоверцев, мотивируя это тем, что античных писателей и философов не должны толковать те, кто считает античную религию пустыми россказнями. Вероятно, в числе его целей было также стремление забрать у своих идейных противников рычаги влияния. В результате многие христиане остались без работы. Не стоит, однако, забывать, что при предшественниках Юлиана человек, оригинально толкующий догматы христианского вероучения, запросто мог закончить свой век где-нибудь в Херсонесе Таврическом, а не за горами были времена, когда за такое начнут сжигать на кострах. В этом контексте обвинение в жестокости императора-отступника, лишившего работы риторов-иноверцев, вызывает умиление.

Все же на царствовании Юлиана лежит кровавое пятно - судьба александрийского епископа Георгия. Этот церковный иерарх вместе со своими двумя приближенными был растерзан уличной толпой, и за его смерть никто не понес наказание. Но вопрос в том, действительно ли Георгий стал жертвой религиозного конфликта. Аммиан Марцеллин утверждает, что это не совсем так. Непосредственный повод к вспышке гнева черни действительно имел отношение к религии: «Когда он… с большой, по обычаю, свитой проходил мимо великолепного храма Гения, то, обратив свой взор на храм, воскликнул: «Долго ли будет еще стоять эта гробница?». Но, если верить хронисту, Георгий давал горожанам множество поводов для ненависти, не имеющих ничего общего с его вероисповеданием: «…они обратили свой гнев против епископа Георгия, который неоднократно уязвлял их - позволю себе так выразиться - своим змеиным жалом. Сын шерстобитного мастера из киликийского города Епифании, он возвысился на горе многим, на несчастье себе и общему делу, и был назначен епископом Александрии, города, который нередко без повода со стороны и без достаточных оснований приходит в бурное волнение, как о том свидетельствуют даже оракулы. Для этих горячих голов Георгий сам по себе явился сильным возбудительным средством. Перед Констанцием, который имел склонность допускать наушничество, он оговаривал многих, будто они не повинуются его приказаниям, и, забыв о своем призвании, которое повелевает ему только кротость и справедливость, он опустился до смертоносной дерзости доносчика». Два помощника епископа, по словам Марцеллина, также пострадали отнюдь не за теологические споры и не вызывали сочувствия даже у единоверцев: «Когда этих несчастных вели на страшную казнь, их могли бы защитить христиане, если бы ненависть к Георгию не была всеобщей. Император, получив известие об этом ужасном злодействе, хотел сначала самым жестоким образом покарать виновных. Но ближайшие его советники смягчили его гнев, и он ограничился тем, что издал указ, в котором в резких выражениях порицал совершенное злодеяние». Таковы показания современника. Сейчас, спустя более чем полтора тысячелетия, невозможно ни доказать, ни опровергнуть их справедливости. Но, во всяком случае, они должны быть учтены.

Питая неприязнь к христианской церкви, Юлиан тем не менее находил многое в ее устройстве разумным и полезным и пытался перенимать опыт. Так, он стремился организовать при языческих храмах систему благотворительности по образцу христианской, распорядился, чтобы жрецы и философы читали проповеди верующим. В планы императора, по-видимому, входило создание единой всеимперской организации языческого жречества. Эти его попытки в литературе принято изображать заранее обреченными на неудачу, но в действительности судить о жизнеспособности религиозных реформ Юлиана очень трудно. Слишком непродолжительным было его правление. В принципе, описываемая эпоха - время, когда христианская и античная культуры, вроде бы сохраняя антагонизм, на самом деле движутся навстречу друг другу. Юлиан, отрицая христианство, берет на вооружение многие его наработки. Отцы церкви, нападая на языческое суемудрие, все чаще обращаются в теологических спорах к античной философии. Скоро Платон и Сократ будут объявлены «христианами до Христа». По сути, отцы церкви и император-отступник делали одну и ту же работу, хотя и с весьма различных позиций. Может статься, если бы столь незаурядный государственный деятель, как Юлиан, прожил бы дольше, у европейского средневековья было бы несколько другое лицо. Рассуждения о его фатальной обреченности и романтической оторванности от действительности беспочвенны, ведь при жизни Юлиан не потерпел очевидного поражения ни в одном своем начинании.

Судя по всему, сопротивление населения империи реформам историки склонны преувеличивать. Эдикт о веротерпимости, изданный в первые недели правления императора, не подорвал его популярности. По свидетельству Марцеллина, через полгода после своего воцарения «Юлиан в гордом сознании всеобщего к себе расположения покинул Константинополь, решив направиться в Антиохию». В этом городе, бывшем, как о том повествуют «Деяния апостолов», родиной христианской церкви, он и в самом деле натолкнулся на неприязненное отношение. Антиохийцы не раз вызывали его гнев. Покидая столицу Сирии, он оставил наместником человека, который, по его словам, не заслуживал такого высокого поста, но антиохийцы не заслуживали лучшего правителя. Однако, любовь армии к Юлиану не была поколеблена его отступничеством и не оставляла императора до самой смерти.

Религиозные преобразования не были единственной заботой Юлиана. На повестке дня стояла внешнеполитическая проблема, унаследованная им от Констанция, а именно - война с Персией. Это предприятие требовало серьезной подготовки, и к весне 363 г. Юлиан сумел собрать для похода на Восток шестидесятитысячную армию и построить внушительный флот, который должен был подняться по Евфрату и доставить к месту боевых действий осадные орудия и запасы продовольствия. Отметим, что в то же самое время ему удалось провести действенные меры против коррупции и значительно снизить налоги. Платежи рядового подданного империи сократились втрое, а денег на подготовку армии хватило. Западные провинции пребывали к тому времени в прочном мире.

В марте 363 г. Юлиан во главе шестидесятитысячного войска выступил в занятую персами Месопотамию. Неоднократно упоминавшийся нами Аммиан Марцеллин также был участником этой военной кампании и всех сражений. Его описание первой части похода сплошь состоит из победных реляций. Римляне взяли штурмом ряд крепостей на Евфрате и захватили канал, соединяющий эту реку с Тигром. Наконец, римское войско достигло Ктесифона, крупнейшего города Персидской державы, расположенного на Тигре. У его стен произошло сражение, в котором пало 2500 персов и 70 римлян. Оставшиеся в живых враги частично укрылись за городскими стенами, частично рассеялись по округе.

Несмотря на блистательную победу, на военном совете римляне пришли к выводу, что они не могут сейчас штурмовать Ктесифон. Укрепления слишком сильны, и в любой момент в тыл осаждающим может ударить войско персидского царя Сапора, о местонахождении которого ничего не было известно. Оставаться под стенами города было опасно. Из ситуации имелось два выхода: отступить назад к уже захваченным крепостям, или, оставив речную долину, двинуться в глубь Персии и разбить царское войско. Император выбрал второе и, собираясь покинуть долину Тигра, отдал приказ разгрузить и поджечь свой флот.

Сожжение Юлианом собственного флота - очень известный эпизод, неоднократно описанный в художественной литературе. Христианские авторы видят в этом доказательство безумия, охватившего нечестивого императора. Между тем, в описании Марцеллина этот момент не выглядит столь уж драматично. Историк также считает сожжение кораблей ошибкой Юлиана, но приводит резоны, которыми тот руководствовался. Император вовсе не собирался отрезать своей армии путь к отступлению, но вынужденный идти в глубь страны для решающего сражения, не мог допустить, чтобы флот достался противнику. Кроме того, на кораблях находилось 20 тысяч воинов, которых можно было поставить в строй. Все же Юлиан колебался, и окончательно на его решение повлияли показания перебежчиков, впоследствии оказавшиеся ложными. Когда обман открылся, римляне сделали попытку потушить пылающие корабли, но было уже поздно. Потеря флота, безусловно, осложнила положение римского войска, но вовсе не была роковой и паники среди солдат не вызвала. Повествование об этом случае Марцеллин завершает следующими словами, звучащими весьма хладнокровно: «Таким образом, флот без всякой надобности был уничтожен. А Юлиан, с полным доверием к своей объединенной армии, когда уже ни один человек не был отвлечен на посторонние дела, увеличившись численно, двинулся во внутренние области страны, и богатые местности в изобилии доставляли нам продовольствие».

Положение римлян ухудшилось, когда персы начали поджигать траву и хлеба на пути следования вражеской армии. Воины страдали от голода, а противник упорно ускользал. Наконец, Юлиан настиг Сапора. Римский император и персидский царь встретились в битве при Маранге. Это было тяжелое и кровопролитное сражение, но измотанные длинным и тяжелым переходом римляне вновь одержали победу, пусть и не такую блистательную, как при Ктесифоне. Сапор не был разбит, но потери персов оказались весьма значительными - и они были вынуждены отступить. Сражение мало что изменило в расстановке сил, и римская армия продолжила свой марш, надеясь на еще одно, решающее, сражение: «При нашем выступлении отсюда персы сопровождали нас. После своих многократных поражений они боялись вступать в правильный бой с нашей пехотой, и незаметно сопровождали нас, устраивая засады, и, наблюдая за движением наших войск, шли по холмам по обеим сторонам нашего пути».

По прошествии нескольких дней персы напали внезапно, сразу с нескольких сторон, но римляне сумели сохранить боевой строй. Не успевший надеть доспехи Юлиан поспешил туда, где назревала опасность прорыва. Он сражался в первых рядах - и получил удар копьем в бок.

Раненого императора немедленно унесли с поля боя. Его падение не вызвало паники. Напротив, солдаты дрались с удвоенной яростью, желая отомстить за командира. Сражение продолжалось много часов и закончилось тем, что персы вновь были вынуждены отступить, понеся тяжелые потери. Между тем, император оставался в своем шатре. Битва еще не закончилась, когда стало очевидно, - копье пронзило Юлиану печень, и рана смертельна. После полуночи он умер, окруженный соратниками. Его прощальными словами были вовсе не «Ты победил, Галилеянин!», как гласит предание. Обращаясь к своим боевым товарищам, Юлиан произнес: «С благодарностью склоняюсь я перед вечным богом за то, что ухожу из мира не из-за тайных козней, не от жестокой и продолжительной болезни и не смертью осужденного на казнь, но умираю в расцвете моей славы. Как честный сын отечества, я желаю, чтобы после меня нашелся хороший правитель».

Последнее желание императора не исполнилось. Избранный после его гибели Иовиан поспешил заключить с персами крайне невыгодный для империи мир, так как опасался, что пока он воюет в Месопотамии, в Константинополе найдется другой претендент на престол.

Беспалова Н. Ю.

История Византийской империи. Т.1 Васильев Александр Александрович

Юлиан Отступник (361–363)

С именем Юлиана тесно связана последняя попытка восстановить язычество в империи.

Юлиан представляет собой в высшей степени интересную личность, которая давно уже останавливала на себе внимание ученых и литераторов и продолжает увлекать их до настоящего времени. Литература о Юлиане очень обширна. Дошедшие до нас сочинения самого Юлиана дают богатый материал для суждения о нем. Главная цель исследователей была разгадать и понять этого увлеченного «эллина», который, с полным убеждением в правоте и успехе своего дела, задумал во второй половине IV века возродить и оживить язычество и поставить его в основу религиозной жизни государства.

Юлиан потерял родителей в очень юном возрасте: его мать умерла через несколько месяцев после его рождения, его отец умер, когда ему было шесть лет. Юлиан получил для своего времени хорошее образование. Евнух Мардоний, по происхождению скиф, знаток греческой литературы и философии, обучавший мать Юлиана поэмам Гомера и Гесиода, перешел в качестве воспитателя и наставника к ее сыну. В то время как Мардоний знакомил юного Юлиана с античной литературой, Евсевий, епископ Никомедийский и потом Константинопольский, убежденный арианин, или окружавшие его представители духовенства вводили Юлиана в изучение Священного Писания. Таким образом, Юлиан, по словам одного историка, получил сразу два различных воспитания, которые поместились в нем одно возле другого, но так, что не касались друг друга. Юлиан был крещен. Впоследствии он вспоминал об этом времени, как о мраке, который нужно забыть.

Юные годы Юлиана прошли в большой тревоге, так как Констанций, видевший в нем своего возможного соперника и подозревавший его в честолюбивых замыслах, держал его то в провинции, как бы в ссылке, то призывал в столицу, чтобы иметь его на глазах. Зная о насильственной смерти многих родственников, павших от руки Констанция, Юлиан ежедневно должен был бояться за свою жизнь. После вынужденного пребывания в течение нескольких лет в Каппадокии, где он продолжал под руководством сопровождавшего его Мардония изучение древних авторов и где, по всей вероятности, он хорошо познакомился с Библией и Евангелием, Юлиан для окончания образования был переведен сначала в Константинополь, затем в Никомедию, где у него и появилось первое серьезное влечение к язычеству.

В это время в Никомедии преподавал лучший ритор той эпохи Либаний, настоящий представитель эллинизма, не знавший и не желавший знать латинского языка, к которому относился с пренебрежением, презиравший христианство и видевший смысл всего лишь в эллинстве. Привязанность Либания к язычеству не знала пределов. Лекции его пользовались громадным успехом в Никомедии. Отправляя Юлиана туда и предчувствуя, может быть, какое неизгладимое впечатление должны будут произвести воодушевленные лекции Либания на молодого слушателя, Констанций запретил Юлиану заниматься у знаменитого ритора. Юлиан формально не нарушил императорского запрета; но он изучил сочинения Либания, знакомился с его лекциями через слушателей и настолько усвоил себе стиль Либания и его манеру писать, что позднее его считали учеником последнего. Там же Юлиан с увлечением знакомился с тайным (оккультным) учением неоплатоников, вылившимся в то время в формы проникновения в будущее, вызывания при помощи известных заклинательных формул не только умерших обыкновенных людей, но даже богов (теургия). Ученый философ Максим Эфесский в этом отношении оказал на Юлиана большое влияние.

Пережив опасное время смерти своего брата Галла, убитого по приказанию Констанция, Юлиан был для оправданий вызван ко двору в Милан и после этого отправлен в ссылку в Грецию, в Афины. Афины, славные своим великим прошлым, во время Констанция представляли собой довольно захолустный, провинциальный город, где, впрочем, о минувших веках напоминала известная языческая школа. Для Юлиана пребывание в Афинах было полно глубокого интереса. Позднее, в одном из своих писем, он «с удовольствием вспоминал об аттических беседах… о садах, об афинском предместье, о миртовых аллеях и о домике Сократа». Во время афинского пребывания, как думает большинство историков, Юлиан был посвящен элевсинским иерофантом (жрецом) в элевсинские мистерии. Это было, по словам Буасье, как бы крещением новообращенного. Надо заметить, что в последнее время некоторые ученые сомневаются в элевсинском обращении Юлиана.

В 355 году Констанций провозгласил Юлиана цезарем, женил на своей сестре Елене и отправил начальником войск в Галлию, где шла упорная и тяжелая борьба с наступавшими германцами, которые разоряли страну, разрушали города и истребляли население. Юлиан удачно справился с трудной задачей спасти Галлию и под Аргенторатом (ныне Страсбургом) нанес германцам сильное поражение. Главной резиденцией Юлиана в Галлии сделалась Лютеция (Lutetia Parisiorum; позднее Париж). Это был в то время и небольшой город на острове Сены, сохранившем до сих пор название la cite (лат. civitas), т.е. город, который был соединен деревянными мостами с обоими берегами реки. На левом берегу Сены, где уже было немало домов и садов, находился построенный, вероятно, Констанцием Хлором дворец, остатки которого, около музея Клюни, видны и теперь. Юлиан избрал дворец своим местопребыванием. Он любил Лютецию и в одном из своих позднейших сочинений вспоминает о зимовке в «дорогой Лютеции».

Дела Юлиана шли удачно, и германцы были отброшены за Рейн. «Я, будучи еще цезарем, – писал Юлиан, – в третий раз перешел Рейн; я потребовал от зарейнских варваров 20.000 пленных… я, по воле богов, взял все города, немногим меньше сорока». Среди войска Юлиан пользовался большой любовью.

Констанций с подозрением и завистью относился к успехам Юлиана. Предпринимая персидский поход, он потребовал от него присылки из Галлии вспомогательных отрядов. Галльские легионы возмутились и, подняв Юлиана на щит, провозгласили августом. Новый август потребовал от Констанция признания совершившегося факта. Последний не соглашался. Грозила вспыхнуть междоусобная война. Но в это время Констанций умер. В 361 году Юлиан был признан императором на всем пространстве империи. Сторонники Констанция и люди, близко к нему стоявшие, подверглись жестоким преследованиям и карам со стороны нового императора.

Будучи в это время уже убежденным сторонником язычества и будучи вынужден до смерти Констанция скрывать свои религиозные взгляды, Юлиан, став полновластным государем, прежде всего решил приступить к выполнению своей заветной мечты, а именно к восстановлению язычества. В первые же недели после своего восшествия на престол Юлиан по поводу этого издал эдикт. Историк Аммиан Марцеллин в таких словах говорит об этом важном моменте: «Хотя Юлиан со времени раннего детства уже чувствовал склонность к почитанию богов и по мере того, как рос, пылал желанием восстановить его, однако из-за сильной боязни он совершал языческие обряды в возможно глубокой тайне. Как только же Юлиан увидел, что за исчезновением того, чего он боялся, у него оказалась полная возможность делать то, что он хотел, он открыл свои тайные мысли и ясным, формальным эдиктом приказал открыть храмы и для почитания богов приносить на алтарях жертвы». Эдикт этот не был неожиданностью, так как всем была известна склонность Юлиана к язычеству. Радость язычников была безмерная; для них восстановление их религии знаменовало собой не только свободу, но и победу. Не во всех частях империи эдикт Юлиана мог найти одинаковое применение: в западной части государства было больше язычников, чем в восточной.

Ко времени Юлиана в самом Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Новых храмов в короткий срок воздвигнуть было нельзя. Тогда Юлиан совершил торжественное жертвоприношение, по всей вероятности, в главной базилике, предназначавшейся для прогулок и деловых бесед и украшенной Константином статуей Фортуны. По свидетельству церковного историка Созомена, здесь произошла такая сцена: слепой старец, которого вел ребенок, приблизившись к императору, назвал его безбожником, отступником, человеком без веры. На это Юлиан ему отвечал: «Ты слеп, и не твой галилейский Бог возвратит тебе зрение». «Я благодарю Бога, – сказал старик, – за то, что он меня его лишил, чтобы я не мог видеть твоего безбожия». Юлиан промолчал на эту дерзость и продолжал жертвоприношение.

Задумав восстановить язычество, Юлиан понимал, что восстановление его в прошлых, чисто материальных формах невозможно; необходимо было его несколько преобразовать, улучшить, чтобы создать силу, которая могла бы вступить в борьбу с христианской церковью. Для этого император решил заимствовать многие стороны христианской организации, с которой он был хорошо знаком. Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренность языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; было предписано вести в храмах беседы и читать о тайнах эллинской мудрости (ср. христианские проповеди); во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность; за несоблюдение религиозных требований грозили отлучением и покаянием и т.д. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми силами своей души презирал.

Количество жертвенных животных, принесенных на алтари богов, было настолько велико, что вызывало сомнения и некоторую долю насмешки даже среди язычников. Сам император принимал деятельное участие при жертвоприношениях и не гнушался самой низкой работой. По словам Либания, он бегал вокруг алтаря, зажигал огонь, держал в руках нож, убивал птиц и гадал по их внутренностям. В связи с необычным количеством убиваемых жертвенных животных была в ходу в то время эпиграмма, некогда обращенная к другому императору – философу Марку Аврелию: «Белые быки цезарю Марку (шлют) привет! Если ты возвратишься с победой, мы погибнем».

Подобное видимое торжество язычества должно было сильно отразиться на положении христиан в империи. Вначале казалось, что христианству не грозит каких-либо серьезных опасностей. Пригласив из христиан вождей различных религиозных направлений в их сторонниками во дворец, Юлиан объявил, что теперь, по окончании гражданских усобиц, каждый мог беспрепятственно, без всякого опасения следовать своей вере. Итак, объявление веротерпимости было одним из первых актов самостоятельного правления Юлиана. Иногда в его присутствии христиане поднимали между собой споры, и тогда император, пользуясь словами Марка Аврелия, не раз говорил: «Слушайте меня, как меня слушали фламаны и франки!» Вскоре же был издан указ, на основании которого все изгнанные при Констанции епископы, каких бы религиозных воззрений они ни придерживались, освобождались из ссылки, а их конфискованные имения возвращались прежним владельцам.

Но возвратившиеся представители духовенства, принадлежа к различным религиозным направлениям, совершенно, с их точки зрения, непримиримых между собой, не могли ужиться в согласии в начали ожесточенные споры, на что, по-видимому, и рассчитывал Юлиан. Даруя кажущуюся веротерпимость и хорошо зная психологию христиан, он был уверен, что в их церкви сейчас же начнутся раздоры, и такая разъединенная церковь уже не будет представлять для него серьезной опасности. Одновременно с этим Юлиан обещал большие выгоды тем из христиан, которые согласились бы отречься от христианства. Примеров отречения было немало. Св. Иероним называл подобный образ действия Юлиана «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению».

Между тем христиане последовательно удалялись из чиновного и военного мира; причем их места замещались язычниками. Знаменитый лабарум Константина, служивший знаменем в войсках, был уничтожен, и блиставшие на знаменах кресты были заменены языческими эмблемами.

Но что нанесло христианству наиболее чувствительный удар, это школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, – говорит указ, – кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь языческое направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. «Я предоставляю на выбор, – говорит в указе Юлиан, – или не учить тому, что они не считают серьезным, или, если они желают учить, должны прежде всего на деле убедить учеников, что ни Гомер, ни Гесиод, никто другой из писателей, которых они объясняют и вместе с тем обвиняют в нечестии, безумии и заблуждении по отношению к богам, не таковы. Если же они, получая за труды свои плату, кормятся тем, что древние написали, то этим самым они показывают себя настолько корыстолюбивыми, что готовы на все из-за нескольких драхм. До сих пор было много причин не посещать храмов богов, и висящий отовсюду страх оправдывал скрытность по отношению к истинным мыслям о богах; теперь же, так как боги даровали нам свободу, мне кажется нелепым учить людей тому, что они сами не считают здравым. Но, если они считают мудрыми тех писателей, которых они объясняют и толкуют, то пусть прежде всего они подражают их благочестивым чувствам по отношению к богам; если же они полагают, что почитаемые боги ложны, то пусть идут в церкви галилеян объяснять Матфея и Луку… Таков общий закон для начальников и учителей… Хотя было бы справедливо лечить (упорствующих) против их воли, как поступают с сумасшедшими; однако да будет прощение всем, подверженным этой болезни. Ибо, по моему мнению, безумцев надо учить, а не наказывать». Аммиан Марцеллин, друг Юлиана и сотоварищ по его походам, вкратце так говорит об этом эдикте: «(Юлиан) запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов», т.е., другими словами, не сделаются язычниками. Некоторые полагают, на основании указаний христианских писателей, что Юлиан издал второй указ, запрещавший христианам не только учить, но и учиться в школах. Св. Августин, например, писал: «Разве Юлиан, который запретил христианам учить и учиться наукам (liberales litteras), не преследовал церковь?» Но текста этого второго указа до нас не дошло, поэтому его могло и не быть; тем более, что и первый указ о запрещении христианам преподавания косвенно влек за собой и запрещение христианам учиться. После его опубликования христиане должны были посылать своих детей в грамматические и риторические школы с языческим преподаванием, от чего большинство христиан воздерживалось, так как опасалось, что через одно или два поколения языческого преподавания христианская молодежь может возвратиться к язычеству. С другой стороны, если христиане не будут получать общего образования, они будут уступать в умственном развитии язычникам. Поэтому указ, даже если он был только один, имел для христиан громадное значение и грозил им в будущем серьезной опасностью. Еще Гиббон правильно заметил: «Христианам прямо было запрещено учить; им же косвенно было запрещено учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы».

Надо сказать, что громадное большинство риторов и грамматиков из христиан предпочло покинуть свои кафедры, чем в угоду императору перейти в язычество. Даже среди язычников отношение к эдикту Юлиана было различно. Языческий писатель Аммиан Марцеллин по этому поводу писал: «Должно подлежать вечному умолчанию то, что Юлиан запрещал учить тем преподавателям риторики и грамматики, которые были почитателями христианской веры».

Интересно, как христиане реагировали на указ Юлиана. Некоторые из них наивно радовались тому, что император затруднил верующим изучение языческих писателей. Чтобы возместить запретную языческую литературу, христианские писатели того времени, особенно Аполлинарий-старший и Аполлинарий-младший, отец и сын, задумали для школьного преподавания создать свою литературу; для этого они, например, переложили псалмы наподобие од Пиндара, Пятикнижие Моисея изложили гексаметром, Евангелие в виде диалогов наподобие Платона и т.д. Из этой неожиданной литературы до нас ничего не дошло. Конечно, подобная литература действительной ценности иметь не могла и исчезла тотчас же после смерти Юлиана, когда его указ потерял силу.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию, где население, по словам самого императора, «предпочитало атеизм», т.е. было христианским. Поэтому в городе среди торжества официального приема чувствовалась и временами прорывалась некоторая холодность и затаенная враждебность. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своем сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды». В большой языческий праздник в храме Аполлона, в антиохийском предместье Дафне, он думал увидеть громадную толпу народа, жертвенных животных, возлияния, благовония и прочие атрибуты большого языческого торжества; по прибытии же к храму Юлиан, к своему удивлению, нашел лишь одного жреца с одним гусем в руках для жертвы. В изложении Юлиана: «В десятый месяц, согласно вашему летоисчислению – Лоос, думаю, так вы его называете – происходит праздник, основанный вашими предками, в честь этого бога. И это ваш долг быть усердными в посещении Дафне. Поэтому я и поспешил туда, в храм Зевса Кассия, думая, что в Дафне, если и где еще, я смогу порадоваться зрелищем вящего благосостояния и общественного духа. И я представлял в своем воображении вид процессии, как она должна была бы быть, подобно человеку, видящему видения во сне, животных для жертвоприношения, возлияния, хоры в честь бога, благовония и молодежь вашего города, окружающая святыню, их души, украшенные всей святостью, и они сами, одетые в белые и прекрасные одежды. Однако, когда я вошел в святыню, я не нашел ни благовоний, никого вообще, ни одного жертвенного животного. На мгновение я был удивлен и подумал, что я все еще нахожусь вне святыни и что вы ждете сигнала от меня, оказывая мне почет из-за того, что я – верховный понтифик. Однако, когда я начал спрашивать, какую жертву город намеревается принести для отмечания ежегодного праздника в честь бога, жрец ответил: „Я принес с собой из моего дома гуся как жертвоприношение богу, но город в это время никаких приготовлений не предпринимал“». Антиохия ничем не отозвалась на этот праздник. Подобные факты раздражали Юлиана против христиан. Еще более обострил отношения между ними вспыхнувший пожар упомянутого храма в Дафне, в чем заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Напряжение дошло до крайних пределов. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину. Стране грозила полная анархия.

Весной 363 года Юлиан покинул Антиохию, направляясь в поход против персов, во время которого, как известно, император был смертельно ранен копьем и, будучи перенесен в палатку, вскоре умер. Точно не знали, кто поразил императора. Поэтому позднее возникло немало рассказов. Среди них была, конечно, версия, что он пал от руки христиан. Христианские же историки сообщают известную легенду, будто он, схватившись за рану, наполнил руку кровью и бросил ее в воздух со словами: «Ты победил, Галилеянин!»

Около умиравшего в палатке Юлиана собрались его друзья и главные военачальники, к которым он обратился с прощальным словом. Предсмертная речь императора дошла до нас в изложении Аммиана Марцеллина (XXV, 3, 15–20). В ней он дает апологию своей жизни и деятельности, с философским спокойствием ожидает неизбежной смерти и в конце речи, когда уже слабели его силы, не указав на возможного наследника, высказал пожелание, чтобы после него нашелся хороший правитель. Заметив, что окружавшие его люди плачут, умирающий сказал с упреком, что недостойно оплакивать государя, примирившегося с небом и звездами. Умер Юлиан в полночь 26 июня 363 года, тридцати двух лет от роду. Знаменитый ритор Либаний сравнивал смерть Юлиана со смертью Сократа.

Армия избрала императором начальника дворцовой гвардии Иовиана, христианина, приверженца никейского исповедания. Стесненный персидским царем, Иовиан должен был заключить с ним мир на условии уступки Персии нескольких провинций на восточном берегу Тигра. Смерть Юлиана была с радостью встречена христианами. Христианские писатели называли покойного императора драконом, Навуходоносором, Иродом, чудовищем. Однако он был похоронен в церкви Святых Апостолов в пурпурном саркофаге.

Юлиан оставил после себя ряд сочинений, которые позволяют ближе познакомиться с этой интересной личностью. Центром религиозного мировоззрения Юлиана является культ Солнца, создавшийся под непосредственным влиянием культа персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма. Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своем рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял все, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Довольно темно изложенная Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трех миров в виде трех солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, мыслимое (??????) целое; это – мир абсолютной истины, царство первичных принципов и первопричин. Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным. Между этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий (??????) со своим солнцем. Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который является, таким образцом, отражением отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца. Высшее Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все свое внимание на центральном мыслящем Солнце, его называет «Царем-Солнцем» и ему поклоняется.

Несмотря на все свое увлечение, Юлиан понимал, что восстановление язычества представляет громадные трудности. В одном письме он писал: «Мне нужно много помощников, чтобы восстановить то, что так жалко упало». Но Юлиан не понимал, что упавшее язычество уже не могло подняться, потому что оно умерло. Поэтому попытка Юлиана заранее была обречена на неудачу. «Его дело, – по словам Буасье, – могло потерпеть крушение: мир от этого ничего не должен был потерять». «Этот филэллин-энтузиаст, – писал Гефкен, – наполовину восточный человек, наполовину – ранневизантийский (Fruhbyzantiner)». Другой биограф сказал: «Император Юлиан представляется исчезающим и светлым явлением в нижней части горизонта, на котором уже исчезла звезда той Греции, которая была для него святой землей цивилизации, матерью всего прекрасного и красивого в мире, той Греции, которую он с сыновней и искренней признательностью называл своей истинной родиной».

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Новейшая книга фактов. Том 3 [Физика, химия и техника. История и археология. Разное] автора Кондрашов Анатолий Павлович

автора Норвич Джон Джулиус

Из книги История Византийской империи. Том 1 автора Успенский Федор Иванович

Глава IV Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его царствования В период от Никейского собора до вступления на престол племянника Константина Юлиана в 361 г. христианская Церковь имела все средства вполне окрепнуть и утвердиться в

Из книги История Византийской империи. Т.1 автора

Юлиан Отступник (361–363) С именем Юлиана тесно связана последняя попытка восстановить язычество в империи.Юлиан представляет собой в высшей степени интересную личность, которая давно уже останавливала на себе внимание ученых и литераторов и продолжает увлекать их до

Из книги 100 великих интриг автора Еремин Виктор Николаевич

Отступник 27 мая 337 г. в городе Никомедии умер святой равноапостольный Константин (272-337), первый в истории Римской империи император, провозгласивший христианство государственной религией. Останки императора были привезены в основанный им город Константинополь.

Из книги Никейское и посленикейское христианство. От Константина Великого до Григория Великого (311 - 590 г. по Р. Х.) автора Шафф Филип

Из книги История Византийской империи. Время до крестовых походов до 1081 г. автора Васильев Александр Александрович

Из книги Тайны египетских пирамид автора Попов Александр

Отступник Шепсескаф Последним фараоном Четвертой династии стал Шепсескаф (греческое имя – Асихис), правивший около 2503–2498 годов до н. э. (или 2471–2465 годы до н. э.).Он, видимо, был сыном Микерина от наложницы (или второстепенной жены), а сам женат был на своей сводной сестре –

Из книги История Византийской империи. Становление автора Успенский Федор Иванович

Глава IV Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его

Из книги История Византии автора Норвич Джон Джулиус

2 Юлиан Отступник (337–363) Молодой цезарь Констанций вел себя в Константинополе вполне пристойно, но только до того момента как императора Константина положили в огромную апостольскую гробницу, а сам Констанций и два его брата были провозглашены августами. Тут он

Из книги История Рима автора Ковалев Сергей Иванович

Юлиан У Констанция не было детей. Единственными уцелевшими родственниками императора являлись два его двоюродных брата - Галл и Юлиан, сыновья Юлия Констанция, одного из братьев Константина I. Когда Констанций оставил персидский фронт и направился против Магненция,

Из книги История магии и оккультизма автора Зелигманн Курт

Из книги Уроки истории автора Бегичев Павел Александрович

35. Святой отступник Два габровца поспорили, кто экономней в деле церковных пожертвований. И вот идет дьякон с кружкой. Первый опустил стотинку - самую мелкую монету - и победоносно посмотрел на соседа. - За двоих, - добавил второй. Из анекдотов про габровцев В

Из книги История Христианской Церкви автора Поснов Михаил Эммануилович

Бедствия Церкви. Реакция язычества. Император Юлиан Отступник. Насильственная религиозная политика сыновей Константина доставила, правда, христианству внешний успех, но раздражила язычников и вызвала на оппозицию все то, что оставалось еще живым в язычестве. На Западе

Из книги Психология день за днем. События и уроки автора Степанов Сергей Сергеевич

Из книги Всемирная история в изречениях и цитатах автора Душенко Константин Васильевич

Равноапостольная Елена (около 250-330), жена императора Константина Хлора (правил 305-306) и мать императора Константина Великого (правил 306-337), была в 324 году провозглашена своим сыном августой, он венчал её царским венцом, позволил ей чеканить свою монету и вообще распоряжаться царской казной. Она стала ярой сторонницей христианства и придала ему обрядоверческий акцент, что не могло не отвращать независимых мыслителей. В 326 году Елена, на другой год после Никейского собора, уже будучи в очень преклонном возрасте, предприняла паломническое путешествие в Иерусалим, где в результате раскопок на Голгофе отыскала пещеру, в которой якобы был погребён Иисус Христос, и обрела Животворящий Крест, четыре гвоздя и титло INRI. Согласно Сократу Схоластику, императрица Елена разделила Животворящий Крест на две части: одну поместила в серебряное хранилище и оставила в Иерусалиме «как памятник для последующих историков», а вторую отправила своему сыну Константину, который поместил её в свою статую, установленную на колонне в центре Константиновой площади. Сыну Елена также направила два гвоздя от Креста (один был помещён в диадему, а второй - в уздечку). На обратном пути из Иерусалима Елена основала ряд монастырей (например, Ставровуни на Кипре), где оставляла частицы найденных ею реликвий.

Один из последующих римских императоров, Юлиан II Отступник (императорствовал в 361-363), потомок не Елены, а другой жены Константина Хлора - Феодоры, - скептически отнёсся к обрядоверческой версии христианства и под влиянием неоплатоников, митраистов и гностиков вознамерился утвердить более универсальную веру, которая сопрягалась бы с прежними языческими и распространенными в его империи восточными культами. Юлиан стал одним из великих религиозных реформаторов - в одном ряду с египетским фараоном Эхнатоном, обожествившим Солнце-Атона, и "великим моголом" императором Акбаром, который с 1582 года утверждал в Индии синтез ислама, христианства, зороастризма и индуизма - дин-и иллахи («божественная вера»). Акбар в духе "философской веры" Карла Ясперса и исповедуемой мной Правой Веры говорил: «Лишь та вера истинна, которую одобряет разум» и «Многие глупцы, поклонники традиций, принимают обычай предков за указание разума и тем самым обрекают себя на вечный позор». Ряд перекличек можно найти также между Юлианом Отступником и Гемистом Плетоном - главой духовного православного центра в пелопонесской Мистре, инициатором Флорентийской унии 1438 года и Флорентийского платонизма и вообще западного Возрождения, духовным "дедом" нашей Зои (Софьи) Фоминичны Палеолог, супруги Ивана III и бабушки Ивана IV Грозного.

Юлианский солид (монета) 361 года

Держа в уме, что до сих пор не до конца понятна суть религиозной системы Юлиана Отступника (впрочем, как и других вышеуказанных религиозных реформаторов), и надо бы также ознакомиться с интерпретациями не только историков-профессионалов, но и писателей - ведь он главный герой «мировой драмы» Генрика Ибсена «Кесарь и Галилеянин», первой части трилогии Дмитрия Мережковского «Христос и Антихрист», романа Гора Видала «Император Юлиан» и т.д. Но краткий текст о нём предоставил 15 июля 2010 года рав Авром Шмулевич ( avrom ) из Хеврона (Израиль, родился 10 ноября 1968 года) в заметке своего ЖЖ-блога "Восстановление Четвертого Храма. Император Римский Юлиан, да будет благословенна память праведника" :

"Храм, который мы собираемся отстроить – шестой по счету.

После разрушения Первого и Второго Храма – вавилонянами и римлянами – евреи еще три (или четыре) раза восстанавливали Храм. Трижды (или четырежды) - во время восстания Бар-Кохбы, при императоре Юлиане ок. 362 г. и при восстании против Византии в 621 г. - в нем начинались жертвоприношения, чтобы вскоре снова прекратиться.

Одна из таких попыток – восстановление Храма при римском императоре Юлиане, которого христианская церковь прозвала «отступником».

И на этот раз, как и в предыдущие, Храм также был разрушен вскоре после его восстановления. Зачем В-севышнему это было нужно – я не знаю.

Ниже приводится биография Императора Юлиана (автор Тарас Геннадьевич Сидаш), являющаяся предисловием к русскому переводу его философских трудов, выпущенному в 2007 году издательством СПБ Университета - Император Юлиан. Сочинения. / Пер. Т. Г. Сидаша. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета, 2007, 428 стр., 1000 экз. (К Царю Солнцу. Гимн к Матери Богов. Фрагмент письма к жрецу. К невежественным киникам. К Ираклию кинику. Антиохийцам, или Брадоненавистник. Письмо к Нилу… Послание к жителям Эдессы. Похвальное слово царице Евсевии. Послание к сенату и народу афинскому. Послание к Фемистию философу. Утешение, обращенное к себе в связи с отъездом Саллюстия. Письмо к Евагрию. О Пегасии).

Да будет благословенна память этого человека, одного из самых светлых политических деятелей мировой истории. יהי זכרו ברוך

Император Юлиан. ЖИЗНЬ

Император Юлиан - неоплатоник, близкий к кинизму, язычник, вышедший из христианской семьи, племянник святого (Константина Великого) и муж святой (Елены /дочь Константина Великого и Фаусты, убитой Константином, как говорят, по навету своей матери Равноапостольной Елены/), блистательный полководец, разумный законодатель, недурной литератор - несколько выделялся среди людей своего времени, а потому, прежде чем говорить о его философии, следует хотя бы в двух словах сказать о его жизни.

Рожденный в декабре (или ноябре) 331 г. в Константинополе, он не знал матери, умершей спустя краткое время после его рождения, а в 337 г. (22 мая) лишился и всей семьи, умерщвленной едва ли не на глазах ребенка по приказу его царственного кузена (Констанция). Последующие семь лет мальчик проводит в Никомедии под надзором старого евнуха Мардония, который обучал греческой словесности еще его мать; тогда же он слушает в Константинополе христианского софиста Гесиболия и навещает в Астакии вифинское поместьице своей бабушки. Достигнув к 345 г. четырнадцати лет, он переводится в Мацеллу - уединенное каппадокийское имение, ставшее местом ссылки как будущего императора, так и его сводного брата Галла, - под надзор арианского епископа Георгия, позднее растерзанного александрийцами. Здесь Юлиан посвящается в чин чтеца, а также, благодаря знакомству с превосходной архиерейской библиотекой, становится язычником. В 347 г. император Констанций посещает Мацеллу, а спустя четыре года, в 351 г., провозглашает Галла цезарем, женит на своей сестре Констанции - мальчики уже подросли - и делает наместником Востока.

Юлиан отправляется продолжать образование в Никомедию. Еще четыре года он обучается риторике и философии в городах малой Азии (сначала в Пергаме у учеников Ямвлиха - Эдесия и Хрисанфия, а затем в Эфесе у ученика Эдесия - Максима Эфесского, от которого и принимает митраистское посвящение); в этот же период он знакомится со знаменитым ересиархом Аэцием (последний был послан Галлом проинспектировать православие Юлиана), причем это знакомство едва не переросло в дружбу. В 354 г. братьев вызывают в Милан - тогдашнюю ставку Констанция; попутно Юлиан посещает Илион, где знакомится с Пегасием, а Галл оказывается во Фланоне, где и лишается, по приказу императора, сана и жизни (его жена, разделявшая с мужем все прелести этого путешествия, умерла несколько раньше от лихорадки в Вифинии). Прибыв в Милан и отсидев семь месяцев под домашним арестом, Юлиан стараниями императрицы Евсевии получает возможность уехать в Афины, где в течение двух месяцев (июль-сентябрь 355 г.) является соучеником двух небезызвестных святителей - свт. Григория и Василия - у крупнейших светил тогдашнего научного небосклона, философов - христианина Проэресия и язычника Гимерия (Василий и Юлиан явно испытывали взаимную симпатию, о чем свидетельствует, думаю, лучше всего тот пасквиль, который написал на Юлиана наиболее женственный из всей троицы и влюбленный в Василия Григорий); в этот же период Юлиан принимает элевсинское посвящение и становится другом элевсинского жреца, который позднее будет повсюду ему сопутствовать (должно быть, в качестве духовника).

В октябре, однако, последовал второй арест, разрешившийся (хлопотами той же - связывавшей свою бездетность со зверствами мужа - Евсевии) провозглашением 6 ноября Юлиана цезарем и женитьбой его на сестре Констанция и, соответственно, дочери Константина Великого - Елене; наконец, 1 декабря Юлиан отбывает в Галлию. Где-то в течение этого неспокойного года Юлианом был написан первый панегирик Констанцию. Попав в Галлию в качестве свадебного генерала с правом командования лишь собственной охраной (360 человек), Юлиан с начала 356 г. посвящает себя изучению военного дела, начиная с солдатской премудрости, чем стяжает любовь армии.

Взволнованный Констанций заставляет его поставить свою подпись на непопулярных эдиктах - о смерти для всех отправляющих языческий культ (!) и изгнании досточтимого Иллария епископа Пуатье, обличавшего Констанция в арианстве. Однако, когда в июне германцы, не ограничившись захватом нижней Галлии и взятием Кельна, осадили Отен, Юлиан де-факто берёт в свои руки командование сначала над некоторыми частями, снимая осаду Отена, а затем, наращивая первый успех, отстраняет от командования ставленников Констанция и до окончания кампании этого года снимает осаду со Страсбурга, Брумата, Цаберна, Зальца, Шиейера, Вормса и Майнца, а в конце концов - отбивает и Кельн. Зимой этого же года появляются второй панегирик Констанцию и панегирик Евсевии. (Если оба панегирика императору были написаны в целях, мягко говоря, политических, то похвальное слово императрице, очень вероятно, писалось искренне - в дальнейшем Юлиану придется убедиться, что и этой женщине не стоило верить).

Триста пятьдесят седьмой год начался для Юлиана с того, что он был с малым отрядом осажден в Сансе, и остальная армия не пришла ему на помощь. Гений будущего императора сохранил ему жизнь, а империи - город. Предательство было настолько очевидно, что сам Констанций сменил командующих: назначив Юлиана главнокомандующим, он отправил к нему в качестве командующего пехотой (а фактически, южной армией - 25 тысяч человек; северная, которой командовал Юлиан, состояла из 13 тысяч) палача его брата - Барбациона. Последний, действуя на свой страх и риск, погубил вверенный ему отряд, и Юлиан со своими тринадцатью тысячами оказался при Страсбурге против более чем шестидесятитысячного войска Хнодомара: потери римлян составили несколько сот человек, потери германцев, по разным источникам, - от шести до ста двадцати тысяч.

Не останавливаясь, Юлиан с теми же войсками в октябре переходит Рейн, реставрируя старые укрепления и захватывая пленных. Зимует император в Лютеции. К этому времени относятся не дошедшие до нас трактаты о баллистике и формах силлогизмов; кое-что нам известно и об административной реформе, сделавшей спустя несколько лет разоренную Галлию цветущей провинцией: снижение налогов более чем в три с половиной раза в сочетании с антикоррупционными мерами привело к значительному увеличению бюджета, а также к смертельной ссоре с главой финансового ведомства Флоренцием.

Так начинался 358 г. Спустя несколько месяцев, желая денег за продолжение навигации, взбунтовались франки, жившие в низовьях Рейна. Несколько карательных походов заставили их умерить свои притязания. К зиме Юлиан восстанавливает «британский флот» - двести кораблей, и строит еще четыреста: становится все более очевидным, кому принадлежит Рейн.

Жена императора, стараниями вспыхнувшей женской завистью Евсевии, родила мертвого ребенка и тяжело занемогла. Друг и соратник Юлиана Саллюстий приказом императора был отозван из Галлии. В этом году было написано «Утешение».

В год 359-й военных действий не велось. За три года пребывания Юлиана в Галлии было возвращено двадцать тысяч пленных, отбито сорок крепостей, восстановлены границы империи и инфраструктура провинции.

В 360 г., готовясь к персидской войне, Констанций отзывает из Галлии лучшие легионы; вспыхивает мятеж, и солдаты против воли коронуют Юлиана августом. Умирает императрица Евсевия. После провала инициированных Юлианом мирных переговоров умирает жена Юлиана - Елена, а он сам начинает готовиться к войне.

Первым законом Юлиана является эдикт о веротерпимости, изданный в ноябре 360 г. Последний раз Юлиан присутствовал на христианском богослужении 6 января 361 г., на празднике Богоявления во Вьенском соборе. Спустя несколько месяцев он проходит несколько ступеней митраистских посвящений, заняв в результате вторую ступень в митраистской иерархии и став Гелиодромом - Посланцем Солнца.

В начале августа двадцатипятитысячная армия Юлиана выступает из Вьены. В результате молниеносных маршей к зиме этого года были захвачены Северная Италия, Паннония, Мезия, исключение составил лишь город Аквилея. В это время написано письмо К сенату и народу афинскому и Сатурналии (Цезари). Осенью этого же года, продвигаясь с тринадцатью тысячами солдат навстречу шестидесятитысячной армии Констанция, он получает известие о смерти императора 3 ноября в Мопсуекрене, что близ Тарса, и переходе противостоящих войск на его сторону. Одиннадцатого декабря Юлиан вступает в Константинополь и становится законным императором.

Похоронив с честью Констанция рядом с его отцом (Константином Великим), Юлиан приступил к административным реформам, общее настроение которых можно было бы охарактеризовать как борьбу с Азией:

1. Дворцовая реформа: был расформирован огромный (по образцу персидского) придворный штат обслуживающего персонала (просуществовавший потом весь византийский период); было запрещено величать Августа вечным, всемогущим и т. п. (что вошло уже в привычку у римских императоров со времен Диоклетиана, причем христианские императоры не являлись исключением в этом, как, впрочем, и в том, что они, словно бы в пику иконоборческой агиографии первых веков, не противились поклонению собственным изображениям); желая вернуть сенату его значение, Юлиан потребовал утвердить себя голосованием в качестве императора; он стал регулярно ходить на заседания сената и во время своих речей заставлял сидеть порывавшихся встать (хорошо - не пасть ниц) сенаторов. Не стоит и говорить о том, что все лучшие люди времени - ораторы, философы, священники и жрецы, - вне зависимости от конфессий, были приглашены Юлианом ко двору, а прибывшие заняли высокие должности.

2. Реформа армии носила более дисциплинарный характер: /христианские/ хоругви «Сим победиши» были заменены хоругвями «Непобедимому Солнцу»; каждое воскресенье (как мы это называем, а римлянин сказал бы: «в каждый день света и Солнца...») вменялась в обязанность «строевая» молитва этому богу; христиане в армию не допускались, дабы не смущать их совесть (очевидно, Юлиан прочитал Евангелие в «непротивленческом» ключе), но впрочем, совесть христиан была настолько невозмутима, что едва ли можно всерьез говорить о сокращении римской армии вследствие этого эдикта; были реставрированы многие из старых суровых норм солдатского обихода и, как это часто случается в начале правления, наказаны многие нечистые на руку интенданты, уволены бездарные протеже высокопоставленных лиц прошлого царствования и т. д., и т. п. Солдаты Юлиана боготворили.

3. Восхваляемая всеми его современниками реформа почты в силу величины разделяющего нас времени кажется нам чем-то почти курьезным. Имперская почта была обязана бесплатно перевозить не только императора и придворных, но и огромное количество административных и полицейских чинов. Константин добавил к этому еще и епископов с их окружением - интенсивная религиозная жизнь четвертого века располагала к путешествиям - и почта не выдержала: к моменту воцарения Юлиана она была более воспоминанием, чем реальностью (это было одним из признаков-причин распадения империи). Строго нормировав число бесплатных поездок для чиновников, запретив брать попутчиков и лишив почтовой привилегии епископов, Юлиан в течение года привел в образцовое состояние эту, казалось бы, агонизирующую структуру.

4. Финансовая реформа и восстановление городского самоуправления: если забота о дорогах и транспорте считается у нас до сих пор прерогативой государства (и это совершенно справедливо), то забота о благосостоянии городов традиционно является делом самих городов, а городам в четвертом веке все меньше и меньше было дела до себя самих. Деградировал и умирал античный человек, и в зеркале повторялось это с полисом: разрушались храмы, базилики, стены, акведуки... Но зададимся вопросом: почему это происходило с городами? Потому что не было денег, ибо высоки были налоги. Итак, первой уже опробованной в Галлии мерой реанимации общественной жизни стало снижение налогов. Но все уплачиваемые античным городом налоги шли в имперскую казну, а городские литургии оставались делом городской аристократии и только. Юлиан же дал право муниципалитетам собирать некоторые налоги в пользу городов.

Церковь со времен Константина была в империи организацией, олицетворяющей государственную религию, т. е. собирающей налоги, но не платящей подати, например, за арендуемые под храмы здания, земли и т. п., - с этим тоже было покончено. Оставался главный вопрос: раз литургии осуществляются на деньги местной аристократии, входящей в городские советы, то вполне понятно, что сама эта аристократия старается всеми правдами и неправдами этих литургий избежать, что собственно и значит - бежать в деревню, жить на своей земле, ни в какие муниципалитеты не входить, а довольствоваться неограниченным господством в отдельно взятом поместье. Преодолеть это государю не удалось: подобно тому, как Юлиан приказал сенату избрать себя императором, ибо сам сенат избирать уже не был способен, точно так же и аристократии он приказывал управлять, ибо сил на это у нее уже не было.

Поскольку император был главой не только военных и административных властей, но и верховным понтификом, то религиозная реформа в государстве осуществлялась им согласно римскому праву. Эдиктом 362 г. Юлиан распространяет на всю империю изданный в 360 г. в Галлии эдикт о веротерпимости: отменялись все формы государственного преследования за исповедание какой бы то ни было религии. (Ликование было настолько всеобщим, что похвальные надписи Юлиану но сей день встречаются от Альп до Аравии.) Языческие храмы и ценности возвращались язычникам; христианство лишалось государственных дотаций, превращаясь - во всех своих разветвлениях - во вполне легальную частную религию; иудеи, платившие при Констанции налог за исповедание иудейства, были полностью уравнены в правах с другими; более того, император разрешил им начать работы по восстановлению Храма, да и государство приняло в этом деятельное участие. (Не вполне ясно, что именно помешало этим работам; неясно даже, природная это была помеха или сверхъестественная.)

Кроме того, Юлиану принадлежат беспрецедентные в языческой теологии, так сказать, окружные послания, касающиеся вопросов жреческой этики, обихода, богослужения. Это была положительная часть реформы, но император был также и деятельным полемистом: 17 июня 362 г. Юлиан издает эдикт, запрещающий христианам преподавание языческой словесности, - шаг, вызвавший, естественно, бурю негодования, но достойный величайшего восхищения в принципе. Живя в век шизофренического, расслаивающегося, фрагментарного сознания,
император явил этим эдиктом истинное целомудрие: в основании закона лежит совершенно справедливое убеждение в том, что нет никакой культуры без культа, так что нельзя принимать культуру, не принимая инспирировавшее ее божественное. Человек должен быть целостен, культурное и религиозное в нем должны быть однородны - вот что говорит этот закон, достойный Платона.

Все описанные выше реформы были произведены в течение полугода, поскольку уже весной 362 г. Юлиан начал свой последний поход. Первым заметным событием его стало написание в Пессинунте гимна К Матери Богов (Гимн К Матери Богов император написал за одну ночь в порыве вдохновения в промежутке между 22 и 25 марта 362 года; в декабре того же года, также по вдохновению, за три дня был написан гимн К Царю Солнцу), а 18 июля Юлиан был уже в Антиохии. Восьмимесячное «сиденье антиохийское» исчерпывающим образом описано императором в Мисопогоне, к которому мы можем добавить только то, что Юлиану пришлось за это время оплакивать не только предательство горожан, неудачу в реставрации Иерусалимского храма, гибель Дафны (имеется в виду знаменитый храм Аполлона близ Антиохии.), но и смерть любимого своего дяди Юлиана, случившуюся при весьма темных обстоятельствах; в это же время написан трактат Против галилеян.

5 марта 363 г. при неблагоприятных знамениях государь выступил в поход против персов. Действие этой кампании разворачивалось в Верхней Месопотамии - месте, где локализуется библейский первобытный рай. Разделив армию на две части и послав одну из них (30 тысяч человек) под командованием Прокопия (который несколько лет спустя провозгласит себя императором и будет казнен) на воссоединение с армянским царем Аршаком, чтобы затем союзные силы спустились к Ктесифонту (тогдашней столице Персии) по Тигру, Юлиан во главе двадцати пяти тысяч человек при поддержке флота, экипажи которого составляли еще двадцать тысяч, начал спускаться к Ктесифонту вниз по Евфрату.

Аршак, судя но всему, из религиозных соображений изменил Юлиану (позднее он будет казнен теми же персами), и Прокопий примкнул к нему. Шестидесятитысячное войско Шапура препятствовало императору под Ктесифонтом форсировать Тигр (Юлиан перевел сюда свой флот, расчистив канал между двумя реками); в первую же ночь Тигр был форсирован, а на следующий день персы потерпели сокрушительное поражение под стенами столицы, едва не лишившись и самого города. Не имея возможности без половины армии осаждать хорошо укрепленный Ктесифонт, Юлиан сжигает осадные орудия и корабли; стремясь к генеральному сражению с самим Шапуром, он углубляется дальше на восток. К пятнадцатому июня изможденная зноем и жаждой армия поворачивает на север к Тигру, двадцатого достигает оазиса Хукум-бри, двадцать пятого июня Юлиан одерживает победу в сражении при Фригийских Полях, однако получает дротик в печень от одного из своих солдат. В полночь 26 июня 363 г. император Юлиан воссоединился с Солнцем; ему было 32 года; тело похоронено в Тарсе.

Из сочинений императора отметим Кинические сочинения: Против невежественных киников. Против киника Ираклия - эти сочинения считаются обычно направленными против кинизма как такового, однако ниже мы покажем, что они направлены исключительно против персон; к киническим произведениям следует отнести также Мисопогон и Против Нила, поскольку оба сочинения представляют собой не более чем литературное обрамление кинических жестов. Мисопогон, например, совершенно непонятен, если не принимать во внимание, что он явился реакцией на действия, подпадающие, так сказать, под «пятьдесят восьмую статью» античного мира - об «оскорблении величества»; на то, за одно подозрение в чем в царствование того же Констанция подвергали пыткам, конфискации и смерти, Юлиан реагирует сатирой на самого себя - может быть, это даже более, чем кинический жест, но уж кинический жест как минимум. Нам неизвестен ни один монарх, поступавший когда-либо подобным образом.

То же относится и к сочинению против Нила: нет никаких сомнений, что в любое другое царствование за публичные поношения императора этот Нил поплатился бы головой; но вместо милосердного, даже для ранней империи, приказа мирно расстаться с жизнью самому, а лишь этого он мог бы ждать даже от самого просвещенного римского самодержца, он получает сатирическое обличение, над которым хохочет половина политической элиты страны - как тут не вспомнить Сократа и киников?

То же относится и к эдикту против эдессян: наказание эдесских ариан за совершенные ими насилия есть вещь прозаическая и обычная, и из нее никоим образом не вытекает кривляющееся остроумие эдикта, имеющее явно кинический источник.

Строго говоря, таким же образом можно взглянуть и на Цезарей (Сатурналии) - произведение, написанное накануне решающего сражения с Констанцием: уже вступив в гражданскую войну, которая, сложись обстоятельства по-другому, могла бы унести десятки тысяч жизней, Юлиан пишет так называемую сатиру, в которой беспощадно высмеиваются наиболее яркие из римских государей. Бороться за трон и смеяться над своими предшественниками, а может быть, и над самой борьбой, над собой, над троном - в этом жесте есть что-то настолько необычное, что мы не можем даже назвать этого точно".

ostropoller:
Какие основные обязанности нужно соблюдать
- перед 9 Ава
- в день 9 Ава
- в следующие дни?

roland_expert:
2010-07-15 08:16 pm UTC (ссылка)
Хороший экскурс!
+100

janataha:
Но ведь при Юстиане Храм не был построен, вряд ли даже успели заложить фундамент, только деньги собирали....
А жертвоприношения никогда не проводились в самом здании, а во дворе. Так что для жертвоприношений нужно место, а не здание.
А еще некоторые считают, что 3-ий Храм - это Храм Ирода, потому что он был полностью другой, нежели при Эзре и Нехамии... И что сейчас ждем не 3, а 4-ый Храм соответственно.

avrom:
Если кто-то считает Храм, отремонтированный Иродом, Новым Храмом - то только от не владения темой. Храм был по своему строению такой же, ничего принципиального не было добавлено или изменено.
Храм, строго говоря, это именно место, где совершаются жертвы. Стены и фундамент - только для красоты. Они могут быть любыми. При Юлиане жертвы были возобновлены.

Добавим, что центром религиозного мировоззрения Юлиана является культ Солнца, создавшийся под непосредственным влиянием культа персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма. Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своём рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял всё, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание.

Довольно тёмно изложенная Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трёх миров в виде трех солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, мыслимое целое; это - мир абсолютной истины, царство первичных принципов и первопричин.

Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным.

Между этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий со своим солнцем.

Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который является, таким образом, отражением отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца.

Высшее Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все своё внимание на центральном мыслящем Солнце, его называет «Царем-Солнцем» и ему поклоняется.

Самое значительное сочинение Юлиана - "Против христиан" - было уничтожено и известно только по полемике христианских писателей против него.

Утрачены стихотворные речи, панегирики, эпиграммы, труд о военных механизмах, трактат о происхождении зла и сочинение о войне с германцами (описание собственных действий в Галлии до 357 г.). Юлиан был аттицистом, в его речах мы встречаем множество классических реминисценций (от Гомера и Гесиода до Платона и Демосфена), а также софистических (от Диона Прусского до Фемистия и Либания). Однако он пишет туманным, трудным для понимания хаотичным языком.

Юлиан по смерти был похоронен в языческом капище в Тарсе, Киликия; впоследствии же тело его было перенесено на его родину в Константинополь и положено в церкви Святых Апостолов рядом с телом его супруги, в пурпурном саркофаге, но без отпевания, как тело отступника.

Стимулирующую трактовку религиозной реформы Юлиана Отступинка предлагает философ-постструктуралист Сергей Корнев ( kornev , отчество неизвестно) в Интернет-журнале "Иначе" (19 января 2009 года) в статье "Поcледняя победа императора Юлиана: "Новый взгляд на великого «Отступника»" :

"Сначала Константин одомашнил первичное «ваххабитское» христианство и создал условия для массированного внедрения античной интеллигенции в христианский клир. Затем Юлиан предотвратил отторжение новой Церкви радикалами, оздоровив ее и столкнув с утрированно-языческой «Анти-Церковью». А в это время античные «Штирлицы» превращали Православие в ковчег, сохранивший зерна греко-римской культуры...

Не все так просто с ранним христианством

Императора Юлиана принято считать антагонистом Константина Великого и дела, которое тот начал. Но прежде чем судить об этом, надо бы разобраться с самим Константином. Не следует уподоблять его позднейшим варварским князьям, крестившим свои народы волевым решением. Константин не столько «христианизировал» Империю по своей воле, сколько пытался оседлать уже существующего тигра. Чтобы по-настоящему оценить его замысел, нужно сравнить позднейшую официальную церковь с дособорной, доконстантиновой.

Провести сравнение не так просто, потому что неизвестно, насколько мы можем доверять ранним церковным историкам. Нам говорят о демократичном апостольском первохристианстве. О том, что ранние христиане были безобидными «хиппи», а их столкновение с государством сводилось к неприятию сугубых формальностей. Даже налоги они платили исправно, ибо сказано: «Богу - Богово, а Кесарю - Кесарево». Чем же были вызваны преследования? Рациональное светское государство, каким была ранняя Империя, не могло уничтожать исправных налогоплательщиков в течение двух сотен лет. Если бы камнем преткновения были всего лишь формальности культа, римляне нашли бы какое-то рациональное решение, не оскорбляющее государство и устраивающее христиан.

Все становится на свои места, если тон среди христиан задавали не «хиппи», а «скинхеды», «гопники», воинствующие «антифа» и прочие всевозможные «ракаи». Учитывая сложную социальную ситуацию в Средиземноморье II-IV вв., можно предположить, что наряду с миролюбивыми бабушками, среди первохристиан было немало воинствующих идолоборцев, «ваххабитов», нацеленных на рукотворное уничтожение «порочного ветхого мира». Эти люди смотрели на античное наследие, как Хамас на государство Израиль. Естественная эволюция деградирующего Средиземноморья неизбежно должна была привести к победе радикалов и превращению протохристианства в воинствующий «талибан», с показательным сожжением библиотек, охотой на интеллигентов и расстрелом из камнеметов афинского Парфенона. В некоторых регионах Империи эта агрессивная трансформация уже шла полным ходом. Вспомним расправу толпы «хунвейбинов» над женщиной-профессором Ипатией в христианском (а на деле - уже «ваххабитском») Египте.

От тотальной победы «большевиков» мир спасла только эллинистическая трансформация христианства и массированное внедрение античной интеллигенции в христианский клир на протяжении всего IV века. Иначе от эллинистической культуры не осталось бы камня на камне. Пример - занесенные песком руины античных городов в Северной Африке, вокруг которых проживают феллахи и бедуины, не имеющие никакой культурной связи с прежней цивилизацией (чего удалось избежать в Европе).

Символично, что ученик погибшей Ипатии философ-неоплатоник Синезий впоследствии был избран православным епископом еще до крещения (!). Вместе с другими «Штирлицами» он старался «впечатать» в церковную теорию и практику как можно больше античной образованности. В доконстантиновой церкви действующий языческий философ в сане епископа вряд ли был бы невозможен (хотя при соблюдении конспирации доктринальное влияние удавалось и раньше, о чем свидетельствуют имена Юстина, Афинагора, Татиана¸ Оригена). Эллинистические интеллектуалы «перетащили» в христианство не только философию, но и целые «организационные блоки», в частности, систему образования («христианство реципирует прежде всего образовательные структуры» - утверждает эксперт в этой теме Ю.А. Шичалин в своей книге «История античного платонизма в институциональном аспекте»). Именно из этой традиции впоследствии выросли западноевропейские университеты, а потом и итальянское Возрождение". /Окончание следует/

Юлиан II, Флавий Клавдий (Flaviuns Claudius Julianus) ( - ), римский император (360-363). Одна из тех личностей, над истолкованием которых не устает работать внимание историков. Деятельность его, посвященная возрождению язычества , вызывала издавна глубокий интерес. Христианские писатели, современники и враги Юлиана, назвали его "отступником" (άποστάτης), и эта кличка, поддержанная Церковью, тесно слилась с его именем в историческом предании. Корифеи просветительной литературы XVIII в., наоборот, оказывали ему почет как "первому свободному мыслителю". Ученые нового времени, отмечая его замечательные дарования и признавая его принципиальность и искренность, характеризовали его, тем не менее, как "романтика на троне Цезарей", находили в нем черты "Дон-Кихота" дела, отжившего свой век. Анализом личности и исследованием деяний Юлиана занимается обширная литература, с каждым годом обогащающаяся новыми произведениями ученого или полемического характера.

Юность и образование Юлиана

Отец и старший брат его были умерщвлены по приказанию императора Констанция (337 г.). Другому брату Юлиана, Галлу (род. в г.), оставлена была жизнь, как и Юлиану (вероятно, их спасло малолетство), и они росли вместе.

Детство Юлиан провел в Константинополе, в доме матери. Наблюдение за его духовным развитием поручено было епископу Евсевию , который должен был воспитать ребенка в духе умеренного арианства , которому сочувствовал Констанций. Евсевий относился к своему делу холодно и небрежно; настоящим авторитетом являлся для мальчика приставленный к нему евнух варварского происхождения, но образованный, Мардоний, добрейший старик, уже бывший учителем его матери. Страстный поклонник эллинской культуры, Мардоний стремился насадить зерна ее в душе питомца, крепко к нему привязавшегося, окружая его миром образов и идей, взятых из греческой литературы, и воздерживаясь от всякого упоминания о христианстве. Рядом с этим он приучал Юлиана к строгому воздержанию и нравственному ригоризму. Таким образом в сознании Юлиана все благородное и высокое связывалось с античностью, а с понятием христианства невольно соединялось представление о мертвом формализме, грубом принуждении и нравственной испорченности, которая действительно царила тогда в среде высшего духовенства и придворной знати, наружно исповедовавшей новую веру.

Пребывание обоих братьев в столице казалось опасным подозрительному императору: Галл с Юлианом в г. были отправлены в Малую Азию и поселены в уединенном казенном поместье Мацелл (Macellum), с укрепленным дворцом; их окружала роскошная обстановка, но каждый шаг находился под бдительным надзором верных слуг Констанция. Образование юношей должно было продолжаться в христианском духе, при руководительстве арианских учителей. Христианские писатели утверждают, что Галл искренно принял учение, Юлиан же прикидывался верующим, питая к Христианству скрытую ненависть. Сам Юлиан говорит, что учителя его, ариане, скорее похожи были на тюремщиков, чем на наставников.

В эти годы ссылки он основательно изучил книги Ветхого и Нового Заветов, но вдумывался в них лишь как в закон веры врагов, чтобы приобрести таким образом орудие борьбы с ней. По-видимому, Юлиан быстро уразумел резкий контраст, который наблюдался между истинным учением Христа и жизнью современного ему христианского общества.

Искренним христианином Юлиан не был никогда: умственные вкусы и сердечные чувства изначала влекли его к эллинизму . Это настроение росло в силу необходимости постоянно скрывать его и исполнять обряды официального культа. В Мацелле оба брата пробыли пять лет, после чего Галл неожиданно был возведен в звание цезаря для управления Востоком, а Юлиан возвращен в Константинополь .

Руководить дальнейшим его образованием должен был софист Экцеболий, человек без убеждений, по приказанию власти готовый быть и православным, и арианином, и язычником. Уроки такого учителя могли только еще больше восстановить Юлиана против христианства. Блестящие способности, которые Юлиан обнаруживал, и симпатии, которые он легко приобретал в широких кругах, заставили Констанция вновь встревожиться: он опять удалил Юлиана из столицы ( г.).

Назначенная ему для жительства Никомидия избрана была очень неудачно, если имелось в виду отвратить его от любимых идей; этот город был тогда центром античного просвещения, и в нем обитал глава эллинистической партии, ученый ритор Либаний . Правда, Констанций формально запретил Юлиану входить с ним в общение; но тот зачитывался речами и лекциями Либания, и таким образом только усиливалось его увлечение запретным плодом. Рядом с влиянием Либания, преимущественно ученым и литературным, на жаждущую познания и веры тревожную душу Юлиана оказало еще более глубокое религиозное воздействие сближение его с кружком пребывавших в Никомидии или по соседству философов-неоплатоников - Эдесия, Хрисантия, Евсевия и особенно Максима , почитавшегося как бы "святым паганизма ", вдохновенным учителем, проповедником цельного религиозно-философского мировоззрения. Как говорили, Юлиану удалось свидеться и с маститым Ямвлихом , доживавшим свои последние годы. В уме Юлиана рационализм Платона смешался с позднейшим александрийским мистицизмом, доходившим иногда до странного суеверия, выражавшимся в форме фантастической теургии . Беспокойно искавший высшей правды дух Юлиана, гораздо более склонный к религиозной экзальтации, чем способный к систематическому научному мышлению, нашел в такой атмосфере подходящую среду для своего развития, хотя Юлиан по-прежнему вынужден был осторожно носить личину христианина.

Три года спокойно прожил Юлиан в Никомидии. В г. Констанций II приказал умертвить Галла , подозревая в нем злые умыслы и страшась его бешеного нрава. Юлиан оставался последним живым членом дома Константина, кроме самого императора. Опасаясь с его стороны мщения и измены, Констанций вознамерился погубить и его. Юлиан был вызван ко двору в Милан для производства дознания о его поведении. Он старался убедить противников, что питает отвращение к государственной карьере и готов отказаться от всяких прав и почетных званий навсегда, лишь бы ему предоставили свободу заниматься философией. Тем не менее ему пришлось бы сложить голову, если бы не вступилась за него супруга императора, просвещенная и кроткая красавица - Евсевия, проникшаяся к интересному юноше романтической дружбой. Констанций разрешил Юлиану жить в Афинах , без права выезжать оттуда ( г.).

В Афинах Юлиан пробыл там лишь несколько месяцев и приобрел, как кажется, мало новых ценных знаний, но в процессе его душевного развития этот момент сыграл немаловажную роль: он утвердился окончательно в своем культе эллинизма , прикоснувшись к почве, на которой этот культ родился. Его влечение к старой религии санкционированы были здесь приобщением к элевсинским таинствам, которые особенно удовлетворяли его склонности к мистическому символизму. Перед ним предстала задача, ставшая для него целью жизни и вызвавшая в нем желание получить в руки верховную власть.

Управление Галлией. Захват императорского престола.

Постоянные внутренние смуты и набеги варваров в Галлии побудили Констанция поставить во главе управления областью члена своего дома, для поднятия авторитета власти. Под давлением императрицы он решил возвести Юлиана в сан цезаря и поручить ему высшее управление далеким Западом империи. Отказаться было рискованно, и Юлиану пришлось коренным образом изменить склад жизни. В подтверждение своей милости император дал Юлиану в жены свою сестру Елену, которая, впрочем, скоро умерла.

Юлиан быстро обнаружил богатство и разносторонность своих дарований: "созерцатель" и кабинетный ученый с необыкновенной легкостью и свободой превратился в активного "деятеля", как бы без усилия развернув выдающиеся административные и военные таланты. Положение Галлии было смутное и трудное. Расстроенная только что подавленным восстанием Сильвана , страна была терзаема набегами германцев . Собрав все наличные военные силы, Юлиан пошел против варваров, оттеснил их многочисленные отряды за пределы области, освободил от них нынешние Трир и Кельн и, двигаясь дальше на юг, соединился с армией Констанция, который действовал в Реции ( г.).

Успех похода укрепил авторитет Юлиана и поднял дух войска, сильно привязавшегося к искусному, храброму и гуманному вождю. Зимой следующего года ему пришлось с небольшими силами отражать алеманнов , большой толпой обрушившихся на нынешний Санс . Варвары были разгромлены, и Юлиан заслужил благодарность императора, за что почувствовал себя обязанным произнести панегирик Констанцию и Евсевии.

Алеманны подготовились к новому массовому движению в Галлию. Ополчение в 35000 человек перешло Рейн под предводительством конунга Хнодомара; Юлиан с гораздо менее значительной армией нанес ему жестокое поражение под нынешним Страсбургом , в г. Эта блестящая победа обеспечила на некоторое время границу от набегов алеманнов, самое единство которых было разбито пленением Хнодомара. Затем Юлиан спустился по Рейну, восстановляя разрушенные римские города и крепости. Он прогнал франков -салиев в Токсандрию , хамавов отбросил за Рейн (358 г.).

Юлиан умел не только искусно и храбро воевать, но и обеспечивать войску продовольствие, одежду, оружие. Вообще оборона Галлии Юлианом является славным эпизодом военной доблести и правительственной энергии в эпоху разложения империи. В то же время Юлиан работал над улучшением гражданского и финансового управления вверенной ему области. Он заботился о водворении правосудия, против жестокого фискализма боролся уменьшением налогов: земельную подать, доходившую в Галлии до огромной цифры 25 золотых солидов с сохи (caput), он понизил до 7 солидов. Такой политикой Юлиан приобрел любовь населения, как раньше - преданность армии.

По ночам Юлиан запирался в библиотеке, много читал и писал, особенно по зимам, которые обычно проводил в нынешнем Париже ("в своей милой Лютеции"), живя во дворце, построенном Констанцием Хлором, а Юлианом расширенном и украшенном (великолепная развалина от него сохраняется в самой середине нынешнего Парижа - château de Cluny). Личное положение Юлиана, однако, не было прочно; чем решительнее были его успехи, тем грознее поднималась опасность. В Галлии Юлиан жил окруженный врагами. Он мог доверять только рабу своему Евгемеру, другу и врачу Орибасию и помощнику своему Саллюстию. Весь остальной персонал, с префектом претория Флорентием во главе, состоял из агентов Констанция , посылавших императору лживые доносы. Напуганный клеветой против вполне лояльного Юлиана и желая лишить его защиты преданного войска, Констанций потребовал, чтобы тот отпустил на Восток, против персов, лучшие, им самим собранные и обученные легионы. Это грозило опасностью не только военачальнику, но и стране. Однако Юлиан не противился и объявил войскам предписание императора. Раздраженные и встревоженные, галльские легионы возмутились, провозгласили Юлиана "августом", поклялись ему в верности и требовали, чтобы он оставил их около себя. Юлиан колебался, но скоро увидел, что противиться поднявшемуся движению, значило погубить себя. Он решился принять предложенную легионами власть, но попытался достигнуть мирного соглашения с Констанцием: он отправил ему доклад о совершившемся, просил утвердить его соправителем и обещал верность ( г.). Констанций, после некоторых колебаний, потребовал полной покорности; тогда Юлиан, собрав все силы, какими мог располагать, двинулся через Рейн и пошел вниз по Дунаю и через Балканы к Константинополю . Констанций из Азии, где он воевал с персами, поторопился туда же, но в пути заболел и неожиданно умер (7 ноября г.) Это избавило Юлиана от необходимости дальнейшего междоусобия. Все признали его единодержавным государем, и он почтил предшественника царским погребением в столичной церкви св. Апостолов.

Желая очистить двор от недостойных людей, которыми он наполнился при Констанции, Юлиан не удержался от преследования тех, расправа с которыми могла быть сочтена за акт мести; этим он как бы дал повод врагам запятнать заслуженную им в общем репутацию гуманного человека и справедливого государя.

Перед Юлианом открывалось теперь широкое поприще. Его сопоставляли с Марком Аврелием , и сам он, кажется, мечтал сравняться с этим "идеальным правителем-философом". Но натуры у них были разные. Как мыслитель, Марк Аврелий обладал более глубоким, сильным умом и более гармоническим мировоззрением, чем Юлиан; зато последний одарен был, может быть, более крупными правительственными талантами и большей склонностью активно воздействовать на мир своей властью. Оба воодушевлялись высокими нравственными идеалами, но душа Марка Аврелия не смущалась ни привязанностью к трону и жизни, ни вообще эгоистическими побуждениями; бурный же идеализм Юлиана затемнялся жаждой славы, сбивался с дороги вспыльчивым самолюбием, иногда прямо суетностью и тщеславием. Он выступал с верой в свой гений и во всемогущество идеи; он был убежден, что его идея способна переродить мир, особенно когда одушевленный ей философ, роившийся стать "благодетелем человечества", держит в руках "всесильную" власть.

Весьма вероятно, что в уме Юлиана рождались широкие планы переустройства империи и смягчения выработавшихся форм отношения государства к обществу. Некоторые отдельные меры в смысле улучшения администрации, расширения самодеятельности муниципальных миров и упорядочения тягостей населения были им приняты, но серьезных результатов император достигнуть не мог, так как весь был поглощен задачей, в которой видел высший смысл своего царствования - реставрацией паганизма и реформированием его для подавления Христианства . Ему едва оставалось время для организации войны с восточными врагами, персами , которых он хотел обуздать, как и западных - германцев . Первое дело привело его к неудаче, может быть, к началу разочарования; выполняя второе, он обрел преждевременную смерть.

Религиозно-философские воззрения Юлиана

Юлиан открыто исповедал свою веру в старых богов только на пути из Галлии в Константинополь , когда ему можно было уже не бояться репрессий. Убежденный в первенствующем значении религии для развития культуры и благосостояния, он поставил борьбу за религиозную истину высшим своим правительственным долгом. Чтобы судить о деятельности Юлиана, необходимо знать его религиозно-философские взгляды. Доктриной, объединявшей тогда миросозерцание в эллинистических кругах, являлся неоплатонизм . Первоначальный период развития этой доктрины (III век после Р. Х.) занят был теоретической разработкой основных философских принципов, преимущественно трудами Плотина ; затем (в веке) в главных адептах учения происходит перенесение интереса на исследование вопросов этики и особенно религии; вожди учения (Порфирий и Ямвлих) сосредоточиваются на решении задачи о перерождении античного политеизма новым духом спиритуалистического единобожия и нравственности, близким по настроению с христианством, но сохранявшим тесную связь с древнеязыческими таинственными культами (мистицизм и теургия).

Юлиан страстно примкнул к этому направлению. Он не был самостоятельным мыслителем, но в его уме своеобразно сочетались, тяготея к высоко поднятой религиозной проблеме, не им открытые идеи. Он посвятил свои силы возвращению человечества к вере в старых богов, но понимал при этом необходимость создать новую религию из обломков старых верований, одухотворенных философией Платона и мистицизмом его поздних последователей, сформулировать для нее догматы, установить культ, вдохнуть нравственное одушевление.

Сущность религиозных воззрений Юлиана лучше всего обнаруживается из длинной речи его к "царю-солнцу". Истинный бог Юлиана - это солнце. Оно - душа всей природы и принцип всякой жизни; оно руководит превосходной гармонией мира; небо заселено божественными существами, им порожденными. Это солнце нельзя, однако, отожествлять с материальным светилом, восход и закат которого мы наблюдаем ежедневно: последнее является лишь видимым отражением невидимого источника света, озаряющего лики высших духовных божеств. Ряд миров наслаивается иерархически в пространстве между земной сферой и той, где обитает абсолютное совершенство. Видимый мир - копия с невидимого, высшего; исследуя его, можно путем отвлечения и идеализации подняться до познания первообраза. В высшем мире, как и в нашем, низшем, царит особый централизующий принцип, который мы можем назвать "идеей", "единым" или "благом". Как солнце окружено войском светил и хором планет, так и высшее начало объединяет доступные познанию принципы, в которые оно вдыхает бытие, красоту, законченность, целостность, облекая их сиянием своего благодетельного могущества. "Ощущаемым" богам здешней вселенной соответствуют "познаваемые" боги потустороннего мира. Последний есть область абсолюта, седалище первоначал и первопричин. Наша вселенная происходит от них и воспроизводит соотношения между ними. Но связь между миром чувств и миром идей - не непосредственная. Расстояние между абсолютным единством и единством разделенным, между имматериальностью и материей, между неподвижным и постоянно изменяющимся, самым высоким и самым низким - слишком громадно, чтобы одно могло быть прямым порождением другого: необходимо посредствующее звено для их объединения. Юлиан верит, как платоники, что между высшим, "познаваемым" миром (νοητος) и низшим, "чувственным" (αίσθητός) лежит средний - "познающий" (νοερός). Третий - отражение первого и образец для второго; второй, стало быть - повторная (вторичная) копия первого. Таким образом, доктрина Юлиана, как большая часть поздних эллинистических (или эллино-иудейских) учений - "троична". Членами "триады" в ней являются указанные три мира. Каждому из них соответствует отдельное солнце, являющееся центром для каждой системы (сферы). Солнце мира познаваемого составляет высший объект философствования; очертания его открываются издали спекулятивной мысли; солнце мира видимого слишком грубо чувственно, чтобы могло сделаться последним термином обоготворения. Вот почему центральное божество среднего мира - познающее солнце - становится истинным, главным (объединяющим, если не единым) богом религии Юлиана. Это - "царь-солнце", которого он называет настоящим объектом поклонения людей. Оно - необходимый посредник для передачи благодати от всесовершенного верховного бога высшего из трех миров в мир, обитаемый людьми; через него протекают и истекают свойства абсолютного блага, распространяясь по всей вселенной. В этой схеме, воплощающей миросозерцание Юлиана, он, несомненно, вдохновляется Платоновской концепцией в том виде, в каком она вышла из религиозной переработки поколениями александрийских философов и повлияла как на догматику неоплатонизма, так и на теологию древнего христианства. "Царь-солнце" религии Юлиана одинаково близок "демиургу " платоников и "логосу " отцов церкви II века. Можно догадываться, что Юлиан рассчитывал противопоставить своего царя-солнце христианскому Слову-Сыну для поклонения народов и на этом образе построить мировую религию, которой он горделиво мечтал навсегда объединить и прочно осчастливить человечество.

Нельзя отрицать в учении Юлиана известной широты и величия, генетического сродства с религиозным прошлым народов, которым он повелевал, грандиозности усилия поднять, связать и одухотворить народные верования индивидуальным творчеством мыслителя. Исходной точкой для смелого реформатора служил старый распространенный греческий культ Аполлона (Гелиоса), разнообразно затрагивающий религиозное чувство и традиционные воспоминания. Юлиан удачно обновил его присоединением сильных элементов из восточных культов, которые приобрели к тому времени огромную популярность среди населения империи. Персидский бог Митра , повсеместно привлекавший толпы верующих, являлся народным воплощением "непобедимого солнца", поддерживавшим концепцию Юлиана. Вообще образ солнце-бога был присущ натуральным религиям различных племен, и это сближало веру императора с верой его народов. Необходимо было слить в одно целое бесконечное разнообразие племенных и местных верований и обрядов, очистить грубость и пестроту многобожия массы подчинением чувственного многоразличия высшему единству, духовному монотеизму образованных людей и мыслителей-идеалистов. Юлиан. пытался достигнуть этой цели постройкой грандиозной системы символического толкования всевозможных языческих понятий и представлений, выражающихся в мифах и культах, при посредстве философских идей (характерный пример юлиановской рационализации мифологии - его речь о Кибеле , матери богов). Боги - это только символы, при помощи которых народы стремятся уяснить себе бытие, природу и судьбы мира. Здесь кроется ключ к пониманию всего возводившегося здания: неоплатонический пантеизм должен был переработать политеизм народных религий, чтобы создать монотеизм новой веры, которая спасет античность и восторжествует над Христианством, отрицающим дорогое наследие.

Юлиан не был реакционером во что бы то ни стало; он работал за сохранение и развитие только того, что считал великим и вечным в завещанных предками идеях и формах. Рядом с образом единого совершенного бога, примиренного с множеством божеств - частичных эманаций или индивидуальных отображений его свойств, - Юлиан выдвигал идею бессмертия, которого жаждало большинство. Император понимал, однако, недостаточность одних философских рассуждений для укрепления веры в бесконечное блаженство за гробом, как божественную награду людям, хорошо прошедшим земную жизнь. Он был убежден, что для этого необходимо откровение, и учил, что достойным душам, ищущим правды, высшие силы дают ответы на сокровенные проблемы бытия путем таинственного воздействия на их сознание. Он отдавал дань склонности к мистическому созерцанию, неискоренимо присущей человеческой природе. Божество появляется людям во сне или в экстазе или непосредственно влияет на ум и сердце тех, кто очищается от греха. Юлиан старался воплотить эти взгляды в твердые "догматы", согласные с древней мудростью, но вместе с тем понятные (как он думал) простому сознанию; он хотел сформулировать из них "символ веры", восполнить построенным им самим всеобщим синтезом разрозненных элементов мировоззрения античных народов (новой системой религиозного синкретизма) отсутствие такого кодекса Священного Писания, каким сильны были иудаизм и Христианство . Вероучение Юлиана согревалось глубоким религиозным чувством: в нем самом ярко горел пламень мистического энтузиазма; он был в высокой степени способен к погружению в молитвенную экзальтацию. Высоко ценя эмоциональную сторону религиозности, он хотел воспитать ее в будущих поклонниках своей религии посредством обрядности, связанной со старыми обычаями (жертвоприношениями, процессиями, гаданиями) и в то же время облагороженной новым искусством, возвышающим чувство до вполне идеального, чистого настроения. Новое учение должно было бесконечно совершенствоваться "теологией", предметом занятий заново организованного жречества-"духовенства", имеющего превратиться во "всеобщую церковь". Высшим руководителем, главой религии ставил себя сам император, впервые осуществлявший в себе "великого понтифика" не национальной, а мировой религии. Его письма о религиозных вопросах близко походят на архипастырские "энциклики". Наконец, все отдельные элементы религии - догматы, богословие, культ, церковная организация - находили в концепции Юлиана могучий цемент в возвышенной морали, основанной на противоположении между материей и духом, на служении последнему, на строгом требовании личного совершенствования и любви к ближнему. В общем выводе можно сказать, что в религиозных стремлениях и духовном строе Юлиана было много такого, что должно было сближать его с Христианством; на деле же он стал его заклятым врагом.

Борьба Юлиана с Христианством

Юлиан написал трактат "Против христиан", подражая более ранним попыткам в таком же роде Цельса и Порфирия . Все три сочинения не дошли до нас; но можно отчасти воспроизвести аргументацию Цельса по возражениям Оригена , Юлиана - по ответу Кирилла Александрийского . Император старается в своей книге выяснить рациональные основания неудовлетворительности Христианства.

Прежде всего он отказывает "галилейству" (так всегда называет Юлиан Христианство) в самостоятельности:

это, по его мнению, сколок с еврейства, а между тем идея божества и понятие о происхождении вселенной и о мироправлении в эллинизме бесконечно выше и разумнее, чем в иудаизме . Узко-националистический Иегова не может стать богом всего человечества; эволюция же эллинизма привела к построению мировой истины. Христиане не только отстали от высоких учений, созданных эллинизмом: они оказались неспособными понять все то возвышенное, что, как он признает, заключается в еврействе и восприняли от евреев одно их чванство, как от греков - одно легкомыслие. Они уклонились и от тех истин, которые проповедовались их же учителями - Иисусом и Павлом . Юлиан указывает на жестокие внутренние распри между христианами и утверждает, что ереси - плод необъяснимых противоречий, скрывающихся в священных книгах христианства. Само учение о Боге, догмат о Троице, есть смешение греческого политеизма и иудейского монотеизма , лишенное всякой силы и истины. Христианский культ (например, поклонение могилам мучеников) полон безумия; громадность заблуждений познается в безнравственности и жестокости, в которых живут галилеяне. Необходимо спасти человечество от великой беды, к которой ведет его Христианство.

Полемика Юлиана характерна для определения силы и слабости его взглядов. В ней можно, правда, найти предчувствие приемов новейшей критики и рационалистического анализа религии; но с другой стороны, Юлиан поражает ребячеством своих рассуждений, проявляет на каждом шагу легковерие и суеверие, обнаруживая, насколько нестройно соединялись в нем философские влечения с совершенно чуждой научной строгости мыслью, проникнутой пристрастием, наивностью и скачками. Во всяком случае, для него самого вывод был ясен: надо бороться с Христианством, чтобы разрушить его. Какую же систему борьбы он построил? Христианские писатели - его современники и новейшие ортодоксальные богословы - называют его гонителем, как и прежних преследователей веры Христа, от Нерона до Диоклетиана . Такая оценка несправедлива. В основу своей религиозной политики Юлиан положил "идею терпимости"; орудием борьбы, которое он искренне предпочитал всем остальным, была открытая, свободная пропаганда. Он высказал много прекрасных мыслей о необходимости свободы совести.

"Надобно убеждать и поучать людей, - читаем мы в одном из его последних посланий, - обращаясь к их разуму, а не к ударам, оскорблениям и казням. Я поэтому опять и всегда приглашаю тех, кто ревностно предан истинной вере, не причинять никакого вреда секте галилеян, не допускать по отношению к ним никаких насилий. Надо питать больше жалости, чем ненависти к людям, достаточно уже несчастным, благодаря их заблуждению".

Он приказал не только открыть языческие храмы и восстановить запрещенные культы, но и возвратить из изгнания, и восстановить на местах низложенных арианином Констанцием православных епископов. Распространять религиозные истины он хотел, прежде всего, через посредство литературы: он и сам много писал, и поощрял к тому своих лучших сотрудников. Он устраивал диспуты о вопросах веры у себя во дворце, и на этих собраниях христианские пастыри различных толков обнаружили много слепого фанатизма и взаимной ненависти. На несогласия, разъедавшие христианское общество, сильно рассчитывал Юлиан в своих планах борьбы. Он, впрочем, понимал, что одной идейной работы отдельных мыслителей недостаточно для успеха предпринятого трудного дела. Богословские трактаты влияют на образованное общество, но не доходят до масс; чтобы просветить последние, нужно систематическое воздействие иного рода. В качестве проводника своей реформы Юлиан стремился опереться на создававшуюся им жреческую организацию, которая могла бы быть противопоставлена христианской церкви. Еще Константин Великий понимал громадное значение церкви как дисциплинирующей силы; Юлиан пытался устроить на однородных началах "духовенство" обновленного им паганизма . Ему, как верховному главе религии, иерархически подчинялись главные руководители служения богам - "архиереи": им вменялось наблюдать за тем, как исполняли свои обязанности простые жрецы и сакральные коллегии провинций. Весь служащий богам персонал призван был к ревностному выполнению восстановленных обрядов и вновь учрежденных церемоний. Языческий культ должен был украшаться благолепием и роскошью, действовать на душу красотой празднеств, обилием жертв, пышностью процессий, захватывать мистическое чувство таинственностью дивинаций.

Сам Юлиан добросовестно до мелочности выполнял все обряды: носил дрова на алтари, собственноручно закалывал посвященных животных. Действия эти возбуждали негодование христиан, прозвавших императора "быкосожигателем", но также и насмешки язычников, говоривших, что придется скоро людям отказаться от мясной пищи, так как весь скот будет потреблен богами.

Жрецы не должны были ограничиваться совершением богослужения: на них возлагалась забота о назидании душ путем проповеди. В храмах ставились кафедры, с которых они объясняли догматическое и этическое значение мифов, толковали символический смысл священнодействий; народ должен был познавать этим путем истинную веру, вводиться даже в неоплатоническую мудрость. Жрецы приглашались служить пастве образцами нравственности и безупречного поведения. Жизнь их была подчинена строгому уставу: им запрещалось посещение таверн и соблазнительных зрелищ; они должны были воздерживаться от грубых, низких занятий; за распущенность на них налагались епитимьи и отлучения.

Для верующих, желавших спасать свою душу путем отшельничества и аскетического подвига, по приказанию Юлиан учреждались монастыри, мужские и женские. Наконец, чувствуя, какое большое влияние оказывает на массы христианское духовенство широкой организацией благотворительности, Юлиан пытался вырвать у церкви монополию помощи слабым и предписывать чинам государственного жречества устраивать больницы, странноприимные дома, богадельни, раздавать хлеб и милостыню беднякам, защищать несправедливо преследуемых.

Было ли гонение?

Итак, Юлиан выдвигал против христианства не оружие и террор, а духовную силу возрождаемого паганизма, который он - может быть, бессознательно - христианизовал, тем самым невольно обнаруживая слабость язычества и силу противника. Во всяком случае, преследования и насилия против христиан Юлиан не воздвигал, довольствуясь словесными нападениями и едкой иронией.

Было издано только два эдикта, стеснявшие права церкви. Первый требовал от христианского духовенства возвращения языческим храмам отобранных у них и пожалованных христианским церквам земель и отнимал у клира предоставленные ему исключительные экономические и политические привилегии. Второй запрещал христианским священникам преподавать в светских (муниципальных) школах. Первое постановление объяснялось намерением Юлиан восстановить нарушенную, по его мнению, справедливость; второе представлялось ему естественным - "нельзя допустить, чтобы люди, позорящие богов, читали и объясняли юношеству Гомера, Гесиода, Демосфена, Фукидида, Геродота, их ревностных почитателей. Христиане не должны учить свободным наукам, ни как грамматики, ни как риторы, ни как софисты. Пусть в своих галилейских церквах толкуют они Матфея и Луку". Таким образом христианам не воспрещалась школьная пропаганда их учения, но они отстранялись от классических школ; Юлиан надеялся, отделив их от науки, привести церковь к варваризации и тем уменьшить ее силу.

По сведениям словаря Брокгауза и Ефрона, казней, заточений и изгнаний по отношению к христианам при Юлиане не практиковалось; император лишил только их веру государственного покровительства. Однако в церковных святцах мы находим мучеников, пострадавших при Юлиане в 360-363 годах. Вероятно, гонение все же существовало, хоть и не имело масштабов и силы прежних гонений языческих императоров.

Могут быть также указаны отдельные случаи, когда Юлиан проявлял к христианам враждебное пристрастие (например, возбуждение жителей Бостры против их епископа) или когда он выше меры оказывался снисходительным при подавлении насилий язычников против христианских пастырей (например, амнистия жителей Александрии после убийства епископа Георгия Каппадокийца).

Смерть Юлиана. Неудача его дела

Язычники равнодушно встречали реформы Юлиана и не отзывались на его рвение. Образованные люди втайне посмеивались над приверженностью Юлиана к обряду, даже суеверию, чуждались его пылкого, но педантического благочестия. Массы вяло откликались на его страстный призыв, давно потеряв веру в старых богов, не понимая новшеств императора. Восстановленные языческие храмы оставались пустыми. Одряхлевшее язычество не в силах было ответить на громкий призыв молодого государя. Христианство же, с церковной властью во главе, пользовавшейся громадным авторитетом, держалось крепко; церковь верила в свое будущее и как будто больше сплотилась перед грозой. Знаменитый борец за православие, Афанасий Александрийский , которого только одного Юлиан отправил в изгнание за оппозицию, резкость которой преступала все законы государства, утешал паству твердыми словами: "Не страшитесь, друзья! Это - маленькое облачко, оно скоро пройдет; посторонимся немного".

Фла́вий Кла́вдий Юлиа́н (Юлиан II ) (лат. Flavius Claudius Iulianus ; в христианской историографии Юлиан Отсту́пник , лат. Iulianus Apostata ; или - 26 июня ) - римский император в -363 годах из династии Константина . Последний языческий император Рима, ритор и философ .

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ Римский император Юлиан Отступник (рассказывает историк Наталия Басовская)

✪ Император Юлиан Отступник

✪ Юлиан Отступник

✪ 16. Василий Великий и Юлиан Отступник.

✪ Юлиан Отступник. Лекция в честь 8-летия "Касталии".

Субтитры

Биография

Путь к власти

В 344 г. Юлиану и его брату Галлу было указано жить в замке Macellum близ Кесарии Каппадокийской . Хотя условия жизни соответствовали высокому положению молодых людей, Юлиан жаловался на недостаток общества, на постоянные стеснения свободы и на тайный надзор. Вероятно, к этому периоду нужно относить зачатки вражды Юлиана к христианской вере. В этом положении братья оставались около 6 лет. Между тем бездетного Констанция весьма заботила мысль о преемнике, так как из прямого потомства Констанция Хлора в живых после преследований оставались лишь два двоюродных брата Констанция, Галл и Юлиан, то император в 350 г. решился призвать к власти Галла . Вызвав его из замка Macellum, Констанций дал ему титул цезаря и назначил наместником в Антиохию. Но Галл не сумел справиться с новым положением и наделал много ошибок, возбудив против себя подозрения в неверности императору. Галл был вызван Констанцием для оправдания и по дороге убит в 354 г. Снова выступил вопрос о преемстве власти. По настояниям императрицы Евсевии, которая действовала в этом отношении вопреки планам придворной партии, Констанций решился возвратить Юлиану то положение, на какое он имел права по рождению.

Наиболее чувствительный удар нанесла христианству школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, - говорит указ, - кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь традиционное направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера , Гесиода , Демосфена , Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. Таким образом, Юлиан запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов. Косвенно же христианам было запрещено и учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию , где население было христианским. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своём сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды ». Конфликт обострился после пожара храма в Дафне , в чём заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину.

Поход в Персию и смерть Юлиана

Главной внешнеполитической задачей Юлиан считал борьбу с сасанидским Ираном, где в это время правил шаханшах Шапур II Великий (Длиннорукий, или Длинные Плечи) ( -). Поход в Персию (весна - лето ) поначалу складывался весьма успешно: римские легионы дошли до столицы Персии, Ктесифона , но закончился катастрофой и гибелью Юлиана.

Ктесифон был найден неприступным даже для 83-тысячного войска, хотя ранее римские войска уже трижды овладевали этим городом. Положение усугублялось тем, что римские подкрепления и армянские союзники, которым надлежало нанести удар по Ктесифону с севера, не явились. Один перс, человек старый, уважаемый и очень рассудительный, обещал Юлиану предать Персидское царство и вызвался быть проводником внутрь Персии. Юлиан сжёг свой флот, стоявший на Тигре , и излишек продовольствия; но изменник завёл римлян в Карманитскую пустыню, где не было вовсе воды и никакой пищи. После бегства проводников, Юлиан был вынужден начать отступление, теснимый неприятельскими войсками. 26 июня 363 года в битве при Маранге Юлиан получил три ранения: в руку, грудь и печень. Последняя рана была смертельной. По некоторым сообщениям, раны были нанесены солдатом его собственной армии, чем-то обиженным им. Согласно другим слухам, смерть Юлиана была на самом деле самоубийством: поняв, что положение его армии безнадёжно, он искал смерти в бою и кинулся на вражеское копье. Из всех его современников лишь его друг, знаменитый оратор Либаний , сообщает, что его убил христианин, однако и он признает, что это лишь предположение. Языческий историк Аммиан Марцеллин (XXV. 3. 2 - 23) пишет о смерти Юлиана как о трагическом несчастном случае, вызванном неосторожностью:

«Вдруг император, который в этот момент вышел немного вперед для осмотра местности и был без оружия, получил известие, что на наш арьергард неожиданно сделано нападение с тыла. 3. Взволнованный этим неприятным известием, он забыл о панцире, схватил в тревоге лишь щит и поспешил на помощь арьергарду, но его отвлекло назад другое грозное известие о том, что передовой отряд, который он только что оставил, находится в такой же опасности. 4. Пока он, забыв о личной опасности, спешил восстановить здесь порядок, персидский отряд катафрактов совершил нападение на находившиеся в центре наши центурии. Заставив податься левое крыло, неприятель стремительно стал нас окружать и повел бой копьями и всякими метательными снарядами, а наши едва выдерживали запах слонов и издаваемый ими страшный рев. 5. Император поспешил сюда и бросился в первые ряды сражавшихся, а наши легковооруженные устремились вперед и стали рубить поворачивавших персов и их зверей в спины и сухожилия. 6. Забывая о себе, Юлиан, подняв руки с криком, старался показать своим, что враг в страхе отступил, возбуждал ожесточение преследовавших и с безумной отвагой сам бросался в бой. Кандидаты, которых разогнала паника, кричали ему с разных сторон, чтобы он держался подальше от толпы бегущих, как от обвала готового рухнуть здания, и, неизвестно откуда, внезапно ударило его кавалерийское копье, рассекло кожу на руке, пробило ребра и застряло в нижней части печени. 7. Пытаясь вырвать его правой рукой, он почувствовал, что разрезал себе острым с обеих сторон лезвием жилы пальцев, и упал с лошади. Быстро бежали к нему видевшие это люди и отнесли его в лагерь, где ему была оказана медицинская помощь. 23. …Все умолкли, лишь сам он глубокомысленно рассуждал с философами Максимом и Приском о высоких свойствах духа человеческого. Но вдруг шире раскрылась рана на его пробитом боку, от усилившегося кровотечения он впал в забытье, а в самую полночь потребовал холодной воды и, утолив жажду, легко расстался с жизнью…».

Один из телохранителей Юлиана уверял, что император был убит завистливым злым духом. Так же противоречивы сведения относительно последних слов Юлиана. Современный ему источник сообщает, что император, собрав свою кровь в пригоршню, бросил её в солнце со словами к своему богу: «Будь удовлетворён!». Около г. Феодорит Кирский записал, что перед смертью Юлиан воскликнул: «Ты победил, Галилеянин!». Однако очевидец и участник событий Аммиан Марцеллин (см. выше) ничего подобного не сообщает. Скорее всего, знаменитая последняя фраза Юлиана вложена в его уста церковными историками.

«Кто же был его убийцей? - стремится услышать иной. Имени его я не знаю, но что убил не враг, явствует из того, что ни один из врагов не получил отличия за нанесение ему раны. …И великая благодарность врагам, что не присвоили себе славы подвига, которого не совершили, но предоставили нам у себя самих искать убийцу. Те, кому жизнь его была невыгодной, - а такими были люди, живущие не по законам, - и прежде давно уже злоумышляли против него, а в ту пору, когда представилась возможность, сделали своё дело, так как их толкали к тому и прочая их неправда, коей не было дано воли в его царствование, и в особенности почитание богов, противоположное коему верование было предметом их домогательства ».

Либаний . Надгробная речь Юлиану.

Юлиан по смерти был похоронен в языческом капище в Тарсе , Киликия ; впоследствии же тело его было перенесено на его родину в Константинополь и положено в церкви Святых Апостолов рядом с телом его супруги, в пурпурном саркофаге, но без отпевания, как тело отступника.

Литературное и философское наследие

Юлиан оставил после себя ряд сочинений, которые позволяют ближе познакомиться с этой интересной личностью. Центром религиозного мировоззрения Юлиана является культ Солнца , создавшийся под непосредственным влиянием культа персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма . Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своём рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял все, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Довольно темно изложенная Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трёх миров в виде трех солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, мыслимое целое; это - мир абсолютной истины, царство первичных принципов и первопричин. Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным. Между этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий со своим солнцем. Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который является, таким образцом, отражением отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца. Высшее Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все своё внимание на центральном мыслящем Солнце, его называет «Царем-Солнцем» и ему поклоняется.

Самое значительное сочинение Юлиана - «Против христиан» - было уничтожено и известно только по полемике христианских писателей против него.

Утрачены стихотворные речи, панегирики, эпиграммы, труд о военных механизмах, трактат о происхождении зла и сочинение о войне с германцами (описание собственных действий в Галлии до 357 г.). Юлиан был аттицистом , в его речах мы встречаем множество классических реминисценций (от Гомера и Гесиода до Платона и Демосфена), а также софистических (от Диона Прусского до Фемистия и Либания). Однако он пишет туманным, трудным для понимания, порой хаотичным языком. Сочинения Юлиана представляют больше ценности в качестве документа эпохи, чем как литературные произведения.

Образ Юлиана в художественной литературе

Юлиан Отступник - главный герой «мировой драмы» Генрика Ибсена «Кесарь и Галилеянин », первой части трилогии Дмитрия Мережковского «Христос и Антихрист », романа Гора Видала «Император Юлиан».

Времени правления Юлиана посвящены два романа Валерия Брюсова : «Алтарь победы » и «Юпитер поверженный» (неокончен).

Юлиан Отступник появляется в рассказе Генри Филдинга «Путешествие в загробный мир и прочее».

Библиография

Сочинения Юлиана

На языке оригинала :

Juliani imperatoris quae supersunt. Rec. F. C. Hertlein. T.1-2. Lipsiae, 1875-1876.

На английском языке :

Wright, W.C. , The Works of the Emperor Julian, Loeb Classical Library , Harvard University Press, 1913/1980, 3 Volumes, в Internet Archive
- Volume 1 , № 13. Речи 1-5.
- Volume 2 , № 29. Речи 6-8. Письма Фемистию, сенату и афинскому народу, жрецу. Цезари. Мисопогон.
- Volume 3 , № 157. Письма. Эпиграммы. Против галилеян. Фрагменты.

На французском языке :

L’empereur Julien . Œuvres complètes trad. Jean Bidez, Les Belles Lettres, Paris
- t. I, 1ère partie: Discours de Julien César (Discours I-IV), Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1963, réédition 2003, XXVIII, 431 p.: Éloge de l’empereur Constance, Éloge de l’impératrice Eusébie, Les actions de l’empereur ou De la Royauté, Sur de le départ de Salluste, Au Sénat et au peuple d’Athènes
- Tome I, 2ème partie: Lettres et fragments, Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1924, réédition 2003, XXIV, 445 p.
- t. II, 1ère partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours VI-IX), Texte établi et traduit par Gabriel Rochefort, édition 1963, réédition 2003, 314 p. : À Thémistius, Contre Hiérocleios le Cynique, Sur la Mère des dieux, Contre les cyniques ignorants
- t. II, 2e partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours X-XII), Texte établi et traduit par Christian Lacombrade, édition 1964, réédition 2003, 332 p. : Les Césars, Sur Hélios-Roi, Le Misopogon,

На русском языке :

Юлиан . Кесари, или императоры на торжественном обеде у Ромула, где и все боги. СПб, 1820.
Юлиан . Речь к антиохийцам, или Мисапогон (враг бороды). / Пер. А. Н. Кириллова. Нежин, 1913.
Юлиан . Против христиан. / Пер. А. Б. Рановича . // Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. (БАтЛ). М., Политиздат. 1990. 480 стр. С. 396-435.
Юлиан . К совету и народу афинскому. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек . // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. М.-Л., Наука. 1964. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. 236 с. С. 41-49.
Император Юлиан . Письма. / Пер. Д. Е. Фурмана под ред. А. Ч. Козаржевского. // ВДИ . 1970. № 1-3.
Император Юлиан . Сочинения. / Пер. Т. Г. Сидаша . СПб, Изд-во СПбГУ. 2007. 428 стр. (К Царю Солнцу. Гимн к Матери Богов. Фрагмент письма к жрецу. К невежественным киникам. К Ираклию кинику. Антиохийцам, или Брадоненавистник. Письмо к Нилу… Послание к жителям Эдессы. Похвальное слово царице Евсевии. Послание к сенату и народу афинскому. Послание к Фемистию философу. Утешение, обращенное к себе в связи с отъездом Саллюстия. Письмо к Евагрию. О Пегасии)
Император Юлиан . Полное собрание творений. / Пер. Т. Г. Сидаша . СПб, Квадривиум. 2016. 1084 стр.

Античные источники

Современники Юлиана :

Клавдий Мамертин . Панегирик.
Либаний . Переписка.
Либаний . Надгробное слово по Юлиану. / Пер. Е. Рабинович. // Ораторы Греции. М., ХЛ. 1985. 496 стр. С. 354-413.
Григорий Назианзин . Первое обличительное слово на царя Юлиана. Второе обличительное слово на царя Юлиана. // Григорий Богослов . Собрание творений. В 2 т. Т.1. С. 78-174.
Мар Афрем Нисибинский . Юлиановский цикл. / Пер. с сир. А.Муравьева. М., 2006.
Иероним . Продолжение «Хроники» Евсевия. P. 322-325.
Аммиан Марцеллин . «Римская история». Книги XV-XXV. (неоднократно издавалась в 1990-2000-е годы)
Евнапий . История, отрывки 9-29 // Византийские историки. Рязань, 2003. С. 82-100.
Евнапий . Жизни философов и софистов. // Римские историки IV века. М., 1997.

Кирилл Александрийский . Против Юлиана.
Сократ Схоластик . Церковная история. Кн.3.
Созомен . Церковная история. Кн. 5. Кн. 6. Гл. 1-2.
Феодорит Кирский . Церковная история. Кн. 3.
Зосим . Новая история.
Феофан Византиец . Летопись, годы 5853-5855. Рязань, 2005. С. 47-53.
Георгий Амартол (Книги временные и образные Георгия Монаха. Серия «Памятники религиозно-философской мысли Древней Руси». В 2 т. Т.1. Ч.1. М., 2006. С. 552-560).

Александр Кравчук. Галерея римских императоров. В 2 т. Т. 2. М., 2011. С. 185-257.

Исследования

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Том 3.
Бенуа-Мешен Ж. Юлиан Отступник, или Опаленная мечта (L’empereur Julien ou le rêve calciné). (Серия «ЖЗЛ»)
Эвола Ю. Император Юлиан // Традиция и Европа. - Тамбов, 2009. - С. 25-28. - ISBN 978-5-88934-426-1 .